Обновлённая любовь (ЛП) - Ашер Лорен
После двух лет, проведенных вдали от города, меня должно переполнять волнение и ностальгия, особенно по Хэллоуину, но все мое тело немеет, когда мы проезжаем мимо площадки для фотосессии с тыквами, огромного клубничного фонтана, освещенного оранжевыми и фиолетовыми огнями, и парка, куда отец всегда водил нас с сестрой.
Джулиан сворачивает с отремонтированной главной улицы и едет на юг. В самой южной части города, где жили обе наши семьи, нет недвижимости на берегу озера за миллионы долларов и элитной частной школы, как в верхней части Саутсайда, или современных зданий и удобств как на главной улице и в восточном квартале. У нас также нет богатой истории, связанной с северным историческим районом, но зато есть лучшая пиццерия в городе, так что кому нужен шикарный особняк или современная квартира с тренажерным залом, если я могу получить «Хочешь пиццу? Мы доставим!» за десять минут или меньше?
Единственный светофор, стоящий на нашем пути к маминому дому, переключается с желтого на красный. Время идет, а я остаюсь с мрачным напоминанием о том, насколько мучительно напряженные отношения между мной и Джулианом.
Когда-то мы были друзьями со здоровым чувством соперничества. Потом наступил период полового созревания в средней школе, и возникло новое соперничество, вызванное гормонами и незрелостью.
Но теперь мы просто чужие друг другу люди.
Невидимая рука обхватывает мое горло и сжимает его до тех пор, пока я не задыхаюсь. Я борюсь с тяжестью, грозящей поглотить меня, но не успеваю, как бросаю взгляд на первого мужчину, разбившего мое сердце. Ему потребовалось девятнадцать лет, чтобы заслужить его, и всего шесть слов, чтобы уничтожить.
И я не собираюсь забывать об этом.
Глава 3
Джулиан
Далия таращится на дорожный указатель.
— Улица Лопеса?
Я молчу, проезжая мимо улицы, на которой вырос, прежде чем свернуть на ее.
— Зачем им называть улицу в твою честь?
Реакция Далии – именно та причина, по которой я был против того, что мэр хотел публично отметить мой денежный вклад. Хотя я не жалею о своем пожертвовании в десять миллионов долларов, я хотел бы сделать это анонимно.
Далия отстегивает ремень безопасности, когда я подъезжаю к дому в стиле ранчо, в котором прошло ее детство. Он хранит множество воспоминаний, в том числе о том, как мы с отцом вместе переделывали его, когда я был подростком. Хотя цветы и украшения меняются в зависимости от времени года, но светло-голубая краска и белая отделка остались неизменными с момента перестройки.
Может быть, этот дом и далек от моих нынешних проектов, но он по-прежнему олицетворяет все то, что я люблю в архитектуре. Именно во время реконструкции дома семьи Муньос я понял, что, как и мои родители, люблю ремонтировать вещи.
Дома. Проблемы. Людей.
Это недостаток характера, который я годами пытался искоренить, но он всплывал в самый неподходящий момент.
Например, как сейчас.
Моя неспособность игнорировать непривычное молчание Далии – единственное разумное объяснение того, почему я дважды попытался начать с ней разговор.
И посмотри, как хорошо все прошло.
Я нажимаю на стояночный тормоз с такой силой, что он начинает дрожать.
Напряжение в мышцах Далии совпадает с моим, когда она тянется к ручке двери.
— Спасибо, что подвез, — ее грудь поднимается и опускается с долгим выдохом. — И прости за твою машину, — когда она слегка сморщила нос, я с трудом сдержался от язвительного ответа. — Мне следовало остановиться и переждать.
— Все в порядке? — прежняя резкость в моем голосе исчезла, сменившись чем-то гораздо худшим.
Она качает головой.
— Просто устала.
— Притворяться, должно быть, очень утомительно.
— Ты хочешь спросить меня о чем-то еще?
Луч света с крыльца отражается от ее чудовищного обручального кольца, почти ослепляя меня.
Как Оливер? Хочу спросить я со всей яростью, которую испытываю к своему бывшему соседу.
Уже выбрали дату свадьбы, ведь вы уже как два года помолвлены?
Просто из любопытства, он признался, что нанес мне удар в спину, преследуя тебя?
Вопросы вертятся на кончике моего языка, как ядовитые стрелы.
— Нет.
— Отлично. А теперь, если ты не возражаешь, у меня свидание с «Серебряными лисицами», и я не хочу опоздать.
«Серебряными лисицами»?
Черт. Должно быть, дела обстоят хуже, чем я думал. Далия приберегает марафон «Серебряных лисиц» только для самых дерьмовых случаев, как, например, когда умер ее отец или когда тот мудак-футболист, который ей нравился, назвал ее сучкой-ханжой, когда она не занялась с ним сексом после их первого свидания.
Прежде чем она успевает открыть дверь, я хватаю ее за руку. От физического контакта мою ладонь покалывает, и я отбрасываю ее руку, как шашку с горящим динамитом.
Мы оба говорим одновременно.
— Мне нужно…
— Тебе нужно…
— Я лучше пойду, иначе ты пропустишь выступление Нико, — она торопливо произносит эти слова, прежде чем выбежать из моей машины.
Я помогаю ей достать багаж из багажника. С ворчливым «спасибо» она уносится в сторону своего дома, а ее дизайнерский чемодан поднимает за собой пыль.
Не знаю, что заставило меня снова заговорить, но я не могу удержаться и спрашиваю:
— Увидимся? — сердце колотится о грудную клетку, пока я жду ее ответа.
Она останавливается у лестницы, ведущей на крыльцо.
— Зачем?
— Просто спрашиваю.
— Надеюсь, ты уже не начал планировать, как будешь меня мучить, — ее полусерьезное поддразнивание лишено всякой остроты.
— Мучить тебя – мое любимое занятие.
В ее глазах вспыхивает искра, но тут же гаснет, как огонь в снежную бурю.
— Ты когда-нибудь изучал свою потребность превращать все в соревнование, чтобы компенсировать свой огромный комплекс неполноценности?
Даже в моем костюме, сшитом на заказ, Далия заставляет меня чувствовать себя более открытым, чем будучи голым, потому что там, где большинство людей видят замкнутого парня в одном шаге от того, чтобы стать городским засранцем, она видит меня.
Настоящего меня.
Стеснительного меня.
Того, кого я ненавидел последние десять лет, потому что он олицетворял все, что я ненавидел в себе. Он был слабым, застенчивым и чертовски гордым, чтобы делать хоть что-то, кроме как молча страдать, пробивая себе дорогу к жизни.
Лучше бы мне помнить, что она знает обо мне все, включая те части себя, на которые я потратил десятилетие, чтобы их уничтожить.
И начну я с этого момента.
Доски объявлений с осенней тематикой расплываются, когда я спешу мимо темных аудиторий моей юности и направляюсь в недавно отремонтированный актовый зал.
Каким-то образом я успеваю увидеть Нико, выходящего на сцену во фраке и в самых ярких очках. Толпа хлопает достаточно громко, чтобы заглушить вопли моего кузена, когда я сажусь на свободный стул между ним и моей мамой.
По отросшим волосам Рафы, поношенным джинсам и помятой рубашке на пуговицах не скажешь, что он очень богат. Он до сих пор ездит на том же пикапе, что и в колледже, и отказывается обновлять свой устаревший сотовый телефон несмотря на то, что является техническим гением. Он тратит деньги только на Нико, но и у этого есть жесткий предел, поскольку он не хочет его избаловать.
Все напряжение в теле Рафы улетучивается, как только Нико занимает место перед роялем и проводит руками по клавишам из слоновой кости. Я не любитель хвастаться, но мой крестник когда-нибудь встанет в один ряд с самыми известными музыкантами. Мальчику всего восемь лет, а он уже умеет играть на трех разных инструментах, один из которых он освоил самостоятельно, просматривая обучающие ролики на YouTube.
