Тилли Коул - Тысяча незабываемых поцелуев (ЛП)
Слезы лились по моему лицу. Я слышала, как кричали мое имя.
— Поппи! Поппи, подожди!
Я оглянулась назад и увидела, что Рун наблюдает за мной. Он был на своем крыльце, но немедленно начал догонять меня по траве. Но я не остановилась, даже для Руна. Я должна была добраться до вишневых деревьев. Это было любимым местом моей бабушки. Я хотела быть в ее любимом месте. Потому что мне было грустно, из-за того, что она уйдет. Уйдет на небеса.
В ее настоящий дом.
— Поппи, подожди! Притормози! — кричал Рун, когда я повернула за угол к роще в парке. Я пробежала через вход, под огромными деревьями, которые были в полном цвету, и создали туннель над моей головой. Трава была зеленой под моими ногами, а над головой было голубое небо. Ярко-розовые и белые лепестки покрывали деревья. Дальше, в конце рощи, было самое большое дерево. Его ветки висели низко. Ствол был самым толстым во всей роще.
Оно было самым любимым у нас с Руном.
И у моей бабушки тоже.
Я задыхалась. Когда я была под любимым деревом моей бабушки, то опустилась на землю, сжимая свою банку, пока слезы текли по моим щекам. Я слышала, как Рун встал рядом со мной, но не подняла взгляд.
— Поппимин? — сказал Рун. Он так называл меня. Это означало «моя Поппи» по-норвежски. Я любила, когда он говорил на норвежском со мной. — Поппимин, не плачь, — прошептал он.
Но я ничего не могла поделать. Я не хотела, чтобы бабушка покидала меня, даже если и понимала, что она должна. Я знала, когда вернусь домой, бабушки уже не будет там — ни сейчас и ни когда-либо.
Рун опустился на место рядом со мной и притянул меня в объятия. Я прижималась к его груди и плакала. Я любила объятия Руна, он всегда так крепко держал меня.
— Моя бабушка. Рун, она больна и уходит.
— Я знаю. Моя мама сказала мне, когда я вернулся из школы.
Я кивнула у его груди. Когда больше не могла плакать, то села и вытерла щеки. Я посмотрела на Руна, который наблюдал за мной, и попыталась улыбнуться. Когда я это сделала, он взял мои руки в свои и притянул их к груди.
— Мне жаль, что ты грустишь, — сказал Рун и сжал мою руку. Его футболка была теплая от солнца. — Я не хочу, чтобы ты когда-нибудь грустила. Ты — Поппимин: ты всегда улыбаешься. Всегда счастлива.
Я шмыгнула носом и положила голову на его плечо.
— Я знаю. Но бабушка — мой лучший друг, Рун, и ее больше не будет со мной.
Рун ничего не сказал сначала, но затем заговорил:
— Я тоже твой лучший друг. Я никуда не собираюсь. Обещаю. Навсегда-навсегда.
Моя грудь, которая так сильно болела, внезапно перестала так сильно болеть. Я кивнула.
— Поппи и Рун навеки, — сказала я.
— Навеки, — повторил он.
Мы сидели в тишине некоторое время, пока Рун не спросил:
— Для чего эта банка? Что в ней?
Вытянув руку, я взяла банку и подняла ее в воздухе.
— Моя бабушка подарила мне новое приключение. То, что будет длиться всю мою жизнь.
Брови Руна были нахмурены, и его длинные светлые волосы упали на глаза. Я убрала их в сторону, и он полуулыбнулся, когда я сделала это. Все девочки в школе хотели, чтобы он так улыбался им, — они сами говорили мне. Но он улыбался только мне. Я говорила им, что никто из них в любом случае не может заполучить его, он был моим лучшим другом, и я не хотела делиться.
Рун махнул рукой в сторону банки.
— Я не понимаю.
— Ты помнишь, любимые воспоминания моей бабушки? Я рассказывала тебе.
Я видела, что Рун сосредоточенно думал, затем внезапно сказал:
— Поцелуи от твоего дедушки?
Я кивнула и сорвала бледно-розовый лепесток вишневого цветка с ветки, свисающей над моей головой. Я уставилась на лепесток. Они были бабушкины любимые. Она любила их, потому что они не оставались надолго. Она говорила мне, что самые лучшие и красивые вещи не остаются надолго. Вишневые цветки были слишком красивыми, чтобы цвести весь год. Они были особенные, потому что их жизнь коротка. Как самураи — чрезвычайная красота, быстрая смерть. Я все еще не до конца понимала, что это означало, но она сказала, что я пойму, когда стану старше.
Хотя я думала, она была права. Потому что моя бабушка не была такой старой, и она уходила молодая, по крайней мере, так сказал папа. Может, поэтому она так любила вишневые цветки. Потому что она была точно такой же.
— Поппимин?
Услышав голос Руна, я подняла голову.
— Я прав? Поцелуи твоего дедушки — любимые воспоминания твоей бабушки?
— Да, — ответила я, опуская лепесток, — из-за всех поцелуев, что она получала от него, ее сердце почти взрывалось. Бабушка сказала, что его поцелуи были самой лучшей вещью в мире. Потому что они означали, что он любит ее. Что он заботится о ней. И он любил ее за то, какой она была.
Рун сердито посмотрела на банку и фыркнул.
— Я все еще не понимаю.
Я рассмеялась, когда его губы надулись, а лицо сморщилось. У него были красивые губы, они были очень пухлые — губки бантиком. Я открыла банку и вытащила пустое розовое бумажное сердечко. Я вытянула его между собой и Руном.
— Это пустые поцелуи, — я указала на банку. — Бабушка дала мне тысячу таких, чтобы собрать за всю жизнь. — Я опустила сердце обратно в банку и взяла его за руку. — Новое приключение, Рун. Чтобы собрать тысячу незабываемых поцелуев от моей второй половинки, прежде чем я умру.
— Я... что... Поппи? Я в замешательстве! — сказал он, но я слышала злость в его голосе. Рун мог быть очень угрюмым, когда хотел.
Я вытащила ручку из кармана.
— Когда мальчик, которого я люблю, поцелует меня, когда это будет ощущаться так особенно, что мое сердце почти взорвется, — только сверхособенный поцелуй, — я напишу детали поцелуя на одном из сердечек. Это для тех времен, когда я буду старая и седая, и захочу рассказать своим внукам о самых особенных поцелуях в своей жизни. И о милом мальчике, что подарил мне их.
Я подскочила на ноги, волнение пробежало сквозь меня.
— Этого бабушка хотела от меня, Рун. Поэтому я должна скорее начать! Я хочу сделать это для нее.
Рун тоже подскочил на ноги. Именно в этот момент из-за порыва ветра лепестки с веток вишни пронеслись прямо там, где мы стояли, и я улыбнулась. Но Рун не улыбался. На самом деле он выглядел явно взбешенным.
— Ты собираешься целовать мальчика для своей банки? Особенного мальчика? Того, кого любишь? — спросил он.
Я кивнула.
— Тысяча поцелуев, Рун! Тысяча!
Рун покачал головой, его губы были поджаты.
— Нет! — зарычал он. Улыбка сошла с моего лица.
— Что? — спросила я.
Рун сделал шаг ближе, яростно качая головой.
— Нет! Я не хочу, чтобы ты целовала мальчика ради своей банки! Я не позволю этому произойти!