Всегда только ты - Хлоя Лиезе
— Джои, полотенце, пожалуйста, — в его тоне слышатся командные нотки, которые Рен бесчисленное множество раз использовал на льду, но никогда прежде в разговоре со мной. Моё нутро совершает кульбит, пока я смотрю, как в его сторону летит полотенце, и Рен тут же суёт его мне в руки. — Вот.
— Сп-пасибо, — глупо бормочу я, промакивая рубашку спереди. Я уже дрожу от того, что холодная и мокрая ткань прильнула к моей коже.
Рен внезапно налетает на бар. Я поднимаю взгляд и осознаю, что это Мэтт в него врезался.
— Мэддокс! — рявкаю я. — Прекрати!
Рен отталкивает его и проворно хватает Мэтта за горло.
— Ты, бл*дь, мучаешь её. Хватит. Оставь её в покое.
Вау. Рен никогда не матерится. Ну, не так — по крайней мере, на публике или с командой. Елизаветинские выражения больше в его духе. Фигляр. Злопыхательство. Червивый цветок. Он весьма деликатен в этом, бормочет себе под нос, но у меня чрезвычайно хороший слух, так что услышав первое, я с тех пор всегда прислушиваюсь в его присутствии, надеясь уловить что-то ещё.
И самое худшее — он хорош в этом. Типа, мне каждый раз приходится изображать приступ кашля, иначе я рискую рассмеяться, может, даже улыбнуться, и тогда моя репутация местной суровой ледяной королевы будет испорчена.
Рен всё ещё душит Мэтта. Возможно, пора вмешаться, пока наш самый ценный игрок не оказался на скамейке запасных из-за данного проступка.
— В рыцарстве нет необходимости, Бергман, — говорю я ему. Медленно вставая со стула, я сдерживаю стон, когда мои бёдра орут от возмущения.
«Нам не нравятся барные стулья, Фрэнки, — верещат мои суставы. — Ты это знаешь».
Я обхватываю ладонью предплечье Рена и стараюсь игнорировать мягкие рыжие волоски, мощные сухожилия и мышцы, напрягшиеся под моей хваткой.
— Пожалуйста, Рен. Он пьян. Это бессмысленно.
— О, смысл будет, — Рен сердито смотрит на Мэтта и трясёт его за трахею. — Он выучит урок, если я надеру ему задницу.
— Так, хватит, — вмешивается Роб.
Я вздыхаю с облегчением.
— Где ты был?
— Отлить надо было, — Робу удаётся оттащить руку Рена от горла Мэтта. — Нельзя парню сходить поссать и вернуться так, чтобы дети не пытались поубивать друг друга? Рен Бергман прибег к насилию. Никогда не думал, что увижу такое. Уверен, Мэддокс заслужил всё, что ты собирался сделать, но давайте разберёмся с этим как взрослые.
Мэтт злобно смотрит на него.
— Бергман просто ревнует.
Я тру раскалывающееся место между моими бровями.
— Ревность подразумевает, что между нами есть что-то, чему можно завидовать, Мэддокс.
Или что Рену вообще есть дело до того, кто пристает или не пристает ко мне. С чего бы?
— Так, Мэттью, — Роб накрывает ладонью шею Мэтта и отводит его в сторону. — Домой поедешь на такси. Тебе надо протрезветь. А завтра на тренировке ты извинишься перед Фрэнки.
Роб встречается со мной взглядом и хмурит лоб. Сначала, когда я только начала работать на команду, я думала, что он злится на меня, когда делает так. Это потому что я отстойно читаю выражения лиц.
Как, спросите вы, человек с такими межличностными проблемами может заниматься социальными сетями? Она смотрит много спортивных интервью и ситкомов, чтобы запомнить контекст и смысл человеческого поведения, вот как. Но иногда даже этого недостаточно, и я оказываюсь в неведении. Тогда мне приходится просто спросить. И именно так мне пришлось сделать с Робом. Теперь я знаю, что данное выражение означает невербальную проверку, как у меня дела.
— Я в порядке, — говорю я ему.
Он кивает и дёргает Мэтта в сторону. Рен всё ещё сердито смотрит в их направлении, когда они скрываются в коридоре. А когда он поворачивается ко мне и пригвождает взглядом этих льдистых глаз, по моей спине пробегает дрожь.
— Ты в порядке? — тихо спрашивает он. Его голос низкий, тёплый.
— Со мной всё нормально, Рен.
Если не считать моих промокших трусиков с Гарри Поттером. И разорванных в клочья эмоциональных границ после созерцания его взбешённого огненного альтер-эго, отчего забытые уголки моего естества запылали жизнью.
Опираясь на стул, я тянусь к сумочке и жестом показываю Джо, что хочу расплатиться. Рен до сих пор наблюдает за мной. Я чувствую его взгляд как лучик солнца, согревающий мою кожу.
— Ты пялишься на меня.
Рен моргает и отворачивается.
— Прости. Я просто… беспокоюсь.
— Беспокоишься?
— Он схватил тебя, облил твоим же напитком.
— Спасибо, — я провожу рукой по промокшей спереди рубашке. — А я-то и не заметила.
Раздражённо проведя рукой по волосам, Рен дёргает за их вьющиеся концы.
— Он мог навредить тебе.
Я подвигаю свою карту к Джо и смотрю на Рена. Обычно люди предполагают, что я беспомощна, особенно когда на меня накидывается распускающий руки, здоровенный, пьяный спортсмен. И Рен намекает на эту физическую уязвимость. Вот тут обычно возникает привычное смущение и злость.
Но этого не случается.
Потому что пока Рен смотрит на меня, пока я перевариваю его слова, я не могу припомнить ни единого момента, когда Рен вёл бы себя или говорил бы так, будто считает, что я не могу о себе позаботиться. Он никогда не нависал надо мной так, будто я вот-вот упаду. Он не разговаривает со мной как с инвалидом. Фраза о том, то Мэддокс мог мне навредить — это не отражение моей слабости. Это указание на то, что Мэтт неверно использует свою силу.
Глаза Рена встречаются с моими. Моё сердце ударяется о рёбра, в горле пересыхает.
Это слишком. Я моргаю, отворачиваюсь, а когда снова смотрю на него, взгляд Рена наконец-то сместился к моему рту. Укол жара обжигает мои губы, скользит по горлу и тепло приземляется где-то в животе.
Чья-то ладонь ложится на мою спину, руша момент. Я не знаю Уиллу достаточно хорошо, чтобы прочесть её лицо, но, к счастью, она говорит и не заставляет меня гадать.
— Я надеялась, что ты пустишь в ход Трость Старца, — говорит она. — Ты в порядке?
— Не только ты разочарована. Этому парню давно пора дать по яйцам, — я благодарю Джо, вернувшего мою карту и чек, который я размашисто подписываю. — Но да, я в порядке. Просто устала. Мне лучше пойти домой.
Не то чтобы я знала, как это произойдёт. Обычно я сама езжу везде
