Измена. Яд между нами (СИ) - Марта Роми
— Как скажешь, — снова эта насмешка в голосе.
— Так и скажу, — фыркаю я, отворачиваясь к окну, но тут же снова поворачиваюсь. — Ты обещал все рассказать. Зачем тебе это все? И куда мы едем?
— Мы едем в мой офис подписывать контракт, — спокойно отвечает он. — Эта история с помолвкой мне необходима в связи с некоторыми репутационными издержками и… Моя бабушка планирует лишить меня наследства и не пустить на порог, если я не женюсь.
Ядова Раиса Федоровна. Конечно, в ней дело. Наследница дворянского рода, по слухам, у нее коллекция картин на миллиарды. И не только картин.
— У тебя мало своих денег? — приподнимаю бровь я.
— Дело не в деньгах, — чуть кривится Герман. — Она не имеет права подобным образом распоряжаться семейной коллекцией. Все экспонаты должны остаться в семье, а Рая же… Ее никак не переубедить.
— Так и женился бы на Эрике, — делаю очередное предположение я.
Эрика — молодая певица и модель, с которой последние полгода Ядов якобы крутит роман. Их всего пару раз поймали папарацци на каких-то выставках.
— А вот это тебя не касается, — холодно отвечает он.
Ну, конечно, мистер Загадочность.
— Так ты же все равно и на мне не женишься, — недоумеваю я. — Условия не будут соблюдены, и коллекция тю-тю.
— И это тебя не касается, — фыркает он, но бросает на меня смешливый взгляд. — Я придумаю что-нибудь.
Машина тормозит у небоскреба. Герман выходит первым, сам обходит машину и открывает передо мной дверцу, по-джентльменски подает руку.
— Зачем коллекционеру офис? — любопытствую я.
— Для статусности, — неожиданно подмигивает мне он и галантно подставляет локоть.
Мы успеваем сделать всего несколько шагов, когда из-за бетонной колонны выскакивает девушка. Я не сразу понимаю, что это та самая Эрика, настолько она не похожа на себя.
— Стой! — рявкает Ядов, но она его словно не слышит.
— Ах ты сука! — она делает рукой выпад вперед, но Герман успевает ударить ее по кисти.
Что-то льется на мое плечо и платье. Я словно в замедленной съемке опускаю взгляд и вижу, как по коже и ткани платья текут ярко-зеленые потоки.
Меня облили зеленкой!
Глава 4. Янка
Зеленкой, мать ее! Да это платье — самое дорогое из тех, что у меня есть. А отмыться от этой гадости просто же невозможно! Как вспомню, так вздрогну — коленки уже сто раз зажили, а все еще зеленые.
Я поднимаю на эту дуру осатаневший взгляд и рву вперед, стараясь вцепиться обидчице ногтями в лицо. Ядов, не будь дурак, перехватывает меня поперек живота фактически в полете, прижимает меня к себе так крепко, что ребра трещат.
— Прочь! — цедит он ей, и она словно только что его замечает.
Эрика замирает, сжимается под его взглядом, становясь жалкой, мигом растеряв всю свою воинственность и красоту.
— Прости… — дрожа всем телом, проговаривает она. — Прости, Герман…
— Пусти меня! — извиваюсь я, пытаясь вырваться. — Немедленно! Ядов, черт тебя дери!
— Мы позже поговорим, — холодно с угрозой в голосе бросает Эрике этот гад, поднимает меня над асфальтом и несет к входу.
Я стараюсь извернуться и огреть его ногой, но вместо этого только цепляюсь каблуком за его штанину, и туфля легко слетает с ноги.
— Поставь меня! Дворянин хренов! Дикарь! — все еще возмущаюсь я.
Ядов никак не реагирует на мои метания. Он проходит через холл, здороваясь с секьюрити своим светским раздражающим тоном, заносит меня в лифт и ставит, наконец, на ноги. Я сбрасываю и вторую туплю, потому что разница в двенадцать сантиметров в длине ног слишком ощутима.
— Пошел ты со своими контрактами! И со своими бабами психованными! — выплевываю я, тыча в него пальцем.
— Самая психованная баба у меня — это ты, — хмыкает он и ловко уворачивается от полетевшей в него туфли. — Как тебя только муж терпел?
— А если бы это была кислота? — его реплика про мужа задевает меня — как ни отгоняй мысли, а они все равно лезут.
— Но это же не она, — приподнимает бровь Герман, расслабляется весь, будто бы почувствовав перемену в моем настроении.
— И слава богу, что не она, — опускаю голову, смотрю на свои босые ступни.
Ураган эмоций как будто бы выжал меня всю, дал выкричать, выплеснуть с себя все то, что накопилось, и теперь осталась только пустая оболочка. Слезы слишком быстро наворачиваются на глаза, выкатываются крупными каплями из-под накрашенных ресниц.
Как же больно. Пять лет. Как мне казалось, счастливых. И все коту под хвост. Мне казалось, мы любим друг друга. Что мы всегда будем вместе стоять против этого мира, что «Блейз» — наше родное детище… А что теперь? Что осталось теперь от этих лет, от этих чувств? Только разорванная дыра внутри и ничего больше. И я затыкаю эту дыру гротескными приключениями, в которые втянул меня Ядов.
А что будет, когда я останусь одна? Развалюсь, как старое корыто в сказке, где одна женщина слишком много хотела. Может, и я хочу слишком много? Быть единственной для такого мужчины, как Артур, слишком много для такой… как я.
— Он идиот, Яна, — не заметила, как Герман подошел ко мне.
Поддевает пальцем мой подбородок, заставляет посмотреть на себя. Когда я без каблуков, он кажется мне совсем огромным.
— Он недостоин такой женщины, как ты, — тихо говорит он, осторожно убирая с моего лба прядку волос.
— Он тоже так заливал, — хмыкаю невесело. — А потом… И ты вон такой же. Девчонка за тобой бегает, а ты всю эту ерунду с этой лже-помолвкой затеял.
— Мы с ней расстались, — откровенность за откровенность, похоже. — Так что права на сегодняшнюю выходку она не имела.
Я не отвечаю, тону в его грозовых глазах, прослеживаю за тенями, которые отбрасывают его длинные темные ресницы. Так-то я тоже хороша. Ведусь на чужого мужика, льну к нему, как будто знакома с ним не пару часов, как будто могу ему доверять. Он большими пальцами очерчивает мои скулы, вытирает слезы. Разглядывает мое лицо с каким-то странным увлечением.
— Я хочу тебя поцеловать, — вдруг проговаривает. — Не для камер. Просто так.
— Герман… — начинаю я и сама осекаюсь. Надо ли оно мне сейчас? Вот уж сомневаюсь. — Так нам будет сложнее… сотрудничать.
— Или легче, — его голос становится низким, бархатистым, обволакивающим. — Нам все же придется играть пару… На людях.
Его ладони проскальзывают на мою шею, пальцы скользят по ключицам, разминают мышцы. Едва ощутимо, но от этого еще более волнующе.
— Ты