Девочка бандита (СИ) - Дрим Мила
Разумеется, смеялся этот смуглолицый наглец.
– Девочка, здесь я решаю, когда прощаться, – пояснил он.
Его самоуверенность – неприкрытая и властная, вызвала у меня протест.
– То, что вы помогли мне, не дает вам никакого права так разговаривать со мной, – взволнованно ответила я и покраснела.
В тигриных глазах вспыхнуло веселье.
– А как я с тобой разговариваю? – с улыбкой поинтересовался мужчина.
– Так, будто я ваша собственность, – подчеркнуто вежливо ответила я.
Взгляд незнакомца опустился на мои губы, и, о ужас, пополз ниже.
Я спешно скрестила руки на груди. Жалкая попытка защититься.
– Ты – не моя собственность. Пока, – он одарил меня многообещающей улыбкой, – а вот рынок, на котором ты работаешь – принадлежит мне.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
От заявления, озвученного незнакомцем, я ощутила смятение.
Рынок – его собственность?! Выходит, это он заправляет всем, и, очевидно, этот мужчина имел прямое отношение к бандитам.
Я мало разбиралась в этом, но новости и газеты нашего региона регулярно сообщали о переделе территорий и новых хозяевах жизни.
Видимо, всё – мысли и чувства – отразилось на моем лице, потому что незнакомец следом сказал:
– Вижу, для тебя это новость. Что ж, теперь ты в курсе.
Он кивнул спутникам, и я, проследив за его взглядом, заметила, что компанию ему составляли трое крепких, смуглолицых мужчин.
Они отошли в сторону, но не ушли. А вот мальчишка тотчас дал деру. Вот только был тут, а теперь след простыл.
Ощущая себя так, словно меня вот-вот разорвут на части, я обняла свои плечи и посмотрела прямо в лицо незнакомца.
Его острый, как лезвие ножа, взор скользнул по мне – от линии груди, вверх, по губам и, наконец, остановился на моих глазах.
Казалось, в этот миг решалась моя дальнейшая участь. Не зная, как быть, я попыталась сохранить лицо и не показать, как было страшно мне.
Но как нарочно, меня начало потряхивать от страха.
– Меня зовут Искандер. Если будут проблемы – обращайся, – уголки его губ приподнялись в подобие улыбки, – Вере – привет передавай.
Я вяло кивнула головой, но внутри меня все горело от желания, чтобы этот пугающий мужчина как можно скорее ушел.
Наконец, это случилось. Одарив меня прощальным взглядом, он ушел вместе со своими спутниками.
А я, как дура, продолжала стоять на месте.
Меня не отпускало ощущение, что сделай я шаг, как Искандер вернется.
Искандер…
Вот так имя. Я нахмурилась, пытаясь вспомнить, откуда я знала это имя.
А! Конечно же!
Так в Бактрии звали Александра Македонского – Искандер Двурогий. Двурогий не потому что ему изменяли, а потому что у него был такой шлем.
Но, разумеется, этот Искандер к Македонскому не имел никакого отношения.
– Ну, что он тебе сказал? – голос Оли ворвался в мои размышления, как душный ветер.
Я, моргнув, заметила её.
Лицо Оли выражало любопытство, словно она пыталась заглянуть в замочную скважину и увидеть что-то сверхсекретное.
– Да ничего такого, – отстраненно ответила я и, отвернувшись, прошла внутрь палатки.
А вот Оля не спешила уйти. Глаза её вращались туда-сюда. Без того яркие от теней, они казались какими-то отдельными составляющими её лица.
Выглядело это столь комично, что я, не сдержавшись, хихикнула.
– Ты с ним поосторожнее, – предупредила Марина, и в её глазах я увидела беспокойство, – такие, как он – отказов не любят, и девок меняют, как перчатки.
От услышанного у меня сдавило горло. Я сглотнула и ощутила противную горечь во рту.
– Я буду осторожна, – дрожащим голосом пообещала я.
Сказала, но внутри почувствовала – что сдержать это обещание у меня вряд ли получится.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Ноги мои гудели от усталости, когда я шла домой.
На часах показывало половина второго. Как обещала тетя Вера, она вернулась на рынок в обед и сменила меня.
К этому времени я продала еще на 100 рублей.
Два человека, все мужчины – накупили помидор. И пришли они с периодичностью в 10 минут.
Странное это дело, потому что меня не покидало ощущение, что ко мне «подогнали» этих покупателей. Не зная, верны ли мои мысли относительно этого, я тем не менее, испытывала благодарность к Создателю.
За свою работу я получила целых 20 рублей.
Приятная сумма, которую я решила отложить. Поэтому, чтобы не трогать её, я решила вернуться домой пешком, благо идти здесь было не так много – быстрым шагом около получаса.
К этому времени погода окончательно прояснилась. На темно-голубом небе приветливо светило солнышко, и я, пригретая его лучами и собственным быстрым шагом, почувствовала, что мне становится жарко.
Недолго думая, я расстегнула свою куртку, но даже это не избавило от ощущения того, что моя спина вот-вот покроется потом. В конце концов, я стянула куртку и перебросила её через руку.
Теплый ветерок пробежался по мне. Почти как летом! Я довольно заулыбалась и ускорила шаг.
Под подошвами приятно шуршала листва. Там, где она была сложена в сторону, я тоже сдвигалась в сторону и шла по ней. Не могла отказать себе в таком удовольствие! С детства любила этот звук. Было в нём что-то уютное, волшебное, родное.
Воспоминания о том, как мы с мамой вот так гуляли, отозвались щемящей тоской в моем сердце. Сама не замечая этого, я замедлила шаг, а потом и вовсе остановилась.
Внутри клокотали невыплаканные слезы. Даже сейчас, спустя годы, я чувствовала себя той маленькой девочкой, потерявшей свою маму.
Выждав, когда боль стихнет, я медленно поплелась вперед. Самое главное в таком деле – продолжать идти, пусть даже так неспешно. Наконец, горечь стала почти незаметной, и я вернулась к своему быстрому шагу.
Впереди показалась школа, в которой я когда-то училась. Детвора, вывалившись гурьбой из дверей, помчалась в соседний двор, чтобы покататься на старых каруселях. Когда девочки забрались на неё, двое мальчишек, побросав ранцы, принялись раскручивать карусель.
Воздух наполнился гулом.
Детская площадка была старой, впрочем, как и пятиэтажки, и забор, разделяющий придомовую площадь и место, где находился участок для развешивания вещей. Краска, местами, облупилась, выцвела, но это нисколько не убавляло веселья ребятни.
Я улыбнулась. Их веселье благотворно повлияло на мое настроение. В конце концов, всё было не так плохо.
Я отработала свой первый рабочий день (и ничего, что он длился несколько часов). Не сломала ногу, когда падала, и заработала.
Я чувствовала себя самостоятельной, почти успешной. И на фоне этих ощущений, в голове завертелись мысли.
Я позволила себе помечтать.
Куплю себе джинсы, мальвины! А потом – нормальную осеннюю обувь… Если дело пойдет хорошо, и тете Вере понравится, как я работаю, попрошусь к ней работать на выходные.
Правда, неизвестно, как бабушка отнесется к этому. Про папу я не думала. О своих отцовских обязанностях он предпочитал не вспоминать. Но когда это случалось, это нужно было лишь для того, чтобы я помогла ему с заначкой, как прошлой ночью.
Ну, да ладно… Если я начну зарабатывать, то, может, смогу жить отдельно.
Этого я хотела больше всего.
Просыпаться сама, без криков бабушки. Есть то, что я хочу, даже если это будет просто хлеб и чай, и не получать за это получасовые лекции.
Не вздрагивать ночью от папиных шагов, не задыхаться от его перегара… Не отмывать после него ванную.
Я хотела просто спокойно жить.
Спустя время, показался мой дом. При виде него я ощутила неприятное жжение в груди.
Говорят, дом, это место куда хочется возвращаться.
Если это так, то квартиру, в которой я жила, нельзя было назвать домом. Подавив в себе неприятные мысли, я подошла к подъезду. Пустующие лавочки рядом молчаливо подсказывали мне, что сейчас местные бабули заняты просмотром телепередачи.
Открыв дверь, я прошмыгнула внутрь.
