Фея и Тот Самый Один (СИ) - Романова Наталия
– У тебя, значит, другая задача? – усмехнулась я.
– А у меня мелкоморщинистый морфотип, – улыбнулась Ника, демонстрируя достижения современной стоматологии. – Развитие подкожно-жировой клетчатки страхует меня от птоза, – важно подняла указательный палец. – Слушай, а сала у тебя нет? С чесночком, – демонстративно закатила глаза и облизнулась.
– Ты собралась вот это, – я показала на шампанское, отнюдь не народной марки, – заедать жареной картошкой с салом с чесноком? Богохульница! – засмеялась я.
– Не издевайся! Дай хоть здесь по-человечески поесть.
– Тебе вилку давать, или ложку лучше? – засмеялась я во всё горло.
– Поварёшку давай, – пропела Ника.
Мы засмеялись в унисон, представив лицо бабули-лингвиста, которую несчастной «поварёшкой» можно было довести до икоты, а «вехоткой» или «гомонком», попросту мочалкой и кошельком, отправить в кому.
– Я не просто так, – разливая шампанское, заявила Ника. – С благой вестью. Родиончик объявил о помолвке с достопочтенной Виталиной.
– Его здоровье, – ответила я под звон хрусталя.
– Свадьба планируется летом, в августе. Молодые уже присматривают совместное жильё. Представь только, Родиончик, наконец, решился съехать из родового гнезда.
– Не станет же Виталина жить со свёкрами, не для того мама ягодку растила, – нервно пожала я плечом.
Бывший муж, Виталина – любовница в бытность нашего брака, тем более их совместное имущество меня не волновали, были заботы важнее, но всё равно чувствительно царапнуло воспоминаниями.
Незадолго до нашей с Родей свадьбы выяснилось, что его квартиру пришлось продать – серьёзные финансовые затруднения побудили к столь сложному решению. После свадьбы мы поселились в загородном доме родителей, вместе с дедом-адмиралом и вечно шипящей бабкой. К тому же выяснилось, что у несчастного хронические проблемы с лёгкими. Он никак, совершенно никоем образом не мог жить в городе – выхлопные газы негативно сказываются на драгоценном здоровье Родички.
О совместном доме мы конечно мечтали, вернее, мечтала я, Родиону было хорошо в доме родителей, но средств категорически не хватало. Ведь дом его высочеству требовался не абы какой, а самый лучший, в том же посёлке, где живёт остальное семейство.
Единственное совместное жильё, которое мы в итоге приобрели – это квартира, в которой я теперь жила. Родион с большим трудом наскрёб на первый, самый минимальный взнос, и вносил платежи, пока не случилось то, что случилось.
Тогда-то квартира, вместе с немалым долгом, и перешла в мои цепкие, загребущие руки, потому что, как оказалось, из больницы Мишу нужно было везти в дом, хоть какой-нибудь, а не на вокзал, как наивно полагало самое благородное семейство из всех благородных семейств мира.
Больше ничего урвать прохиндейке и развратнице в моём лице не удалось. Дом принадлежал дедушке-адмиралу, единственная квартира, куда я потенциально могла прописать Мишу и остаться там, была срочно продана тестю Антона ещё до нашего брака с Родей, нешуточный бизнес переведён на Мирона, бабулю и родителей.
Сам же Родион оставался гол, как сокол. Всё это я узнала после нашего развода. Выходила замуж я пусть и не по самой огромной любви, но веря в свою счастливую судьбу, что девочке без рода и племени несказанно повезло. А что относятся ко мне плохо – ничего страшного. В детском доме тоже поначалу не единороги по радугам скакали, привыкла, прижилась, и к новой семье собиралась приспособиться.
Жила с мыслью, что всё равно мне повезло. Да, родственники смотрели, как на мадагаскарского таракана, муж раздражался от одного моего вида, зато у Миши было всё, что только может пожелать маленький мальчик. Как оказалось, кроме любви, поддержки, самого простого человеческого отношения. Сочувствия, наконец!
– Я машину твою не видела, продала? – спросила Ника, выливая остатки из первой бутылки.
– Да, купила взамен кроссовер, – назвала я марку, на что подруга закатила глаза. – Что? – искренне возмутилась я. – Шустрая машинка, багажник удобно открывается, кресло легко помещается, и парковочное место найти проще. Разницу в цене внесла за ипотеку, хоть шерсти клок, заплатила за реабилитацию Миши и отложила чуток, вдруг попадём к тому доктору в Германии...
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})– Всё-таки Родион – редкая тварь, – вздохнула Ника, открывая вторую бутыль. – Так поступить с собственной женой, ребёнком…
– Другим наука, – выразительно посмотрела я на Нику, на что та усмехнулась.
Понятно. Это я выходила замуж, закрыв глаза двумя руками. Ника Мирону симпатизировала, даже любила где-то глубоко в душе, но не настолько, чтобы заранее не разузнать, что с активами у жениха, какие перспективы. Половину имущества в случае развода она не заберёт, не верится, что Мирон не постелил соломку, вступая в откровенный мезальянс с дочерью терапевта и учителя ОБЖ, но в долгах точно не окажется.
Некоторым при рождении даётся ум в придачу к мелкоморщинистому морфотипу, а некоторым славянский тип внешности и тотальный птоз мозга при вступлении в брак.
– Может, тебе квартиру продать? – предложила Ника. – Дорогая ведь, и платить, и жить, – посмотрела на меня с сочувствием.
– И что я получу? – горько улыбнулась я. – На эти копейки только комнату в коммуналке купить можно, а здесь удобно – инклюзивная среда, пандусы, площадки – всё оборудовано. В школу Мишку взяли, со скрипом, уговорами, но взяли же! Ему общение со сверстниками нужно, а не дома прозябать двадцать четыре на семь. Хочу ему нормальное детство, пока тяну, буду тащить.
– Ты смотри, если что-то нужно, сразу обращайся, – горячо обняла меня Ника. – Я своего хорошенько тряхану.
– Обязательно, – дежурно улыбнулась я.
Кто семейство Роди хорошенько тряханёт, тот три дня не проживёт, утонет в нечистотах. Пока Ника спускает деньги на сумочки, обувь и шампанское, смотрят, закрыв глаза, стоит направить в другое место, тем более на помощь неугодной, неблагодарной бывшей жене Родиончика – сразу начнётся другая песня, совсем не весёлая.
– Пошли, подымим? – шепнула я, оглядываясь, как воришка.
Сынишка не должен знать, что у мамы появилась настолько отвратительная привычка. Дымила я не сигареты, конечно, нет, до такого пока не опустилась, а вейп – электронные сигареты, только вред от них ничуть не меньше, может и больше.
– Уверена? – Ника с подозрением посмотрела на пожарную сигнализацию, когда мы вышли на лестничную клетку.
Вернее сказать, в нашем, элитном случае, холл или вестибюль с двумя панорамными окнами напротив дверей в лифты, и с деревьями в горшках, расписанных под цвет стен.
– Не выходить же на улицу, – засомневалась я. – Не могу надолго оставить Мишу…
– Ладно, – решительно кивнула Ника, отойдя подальше от потенциальной опасности. – Это же пар, а не дым.
Мы уселись в кресла из ротанга, которые неизвестно за какой надобностью, вместе со столом, стояли у окон. Я ими никогда не пользовалась, соседская квартира пустовала с момента, как мы с Мишей перебрались сюда.
В общем-то, ничего особенного не происходило. Мы продолжали попивать шампанское, заедали сыром, который принесла Ника, и он самым чудесным образом вписался в интерьер, какой-нибудь Пошехонский так бы не смотрелся, и дымили, вдыхая ароматные струи.
С каждой минутой настроение становилось лучше, перспективы всё перспективней и перспективней, неприятности по-пластунски отползали в невиданные дали и в конце концов перестали маячить, пока не случилось это.
В одно мгновение заорала пожарная сигнализация, разнося по пространству ужасающие звуки. Завопил громкоговоритель, предупреждая об опасности, трижды моргнул свет и погас, чтобы через мгновение включиться снова, но уже вместе со световым сигналом. Сверху, можно сказать, с небес, как кара божия, хлынул поток воды, и в то же самое время открылись двери лифта, выпуская пассажира.
– Добрый вечер, девушки, – произнёс невозмутимый, промокающей под струями воды любитель голубцов, оглядывая последствия нашего пира.