Вера Колочкова - Добрая, злая
– Ты где, Санечка? Пропала куда-то… – растерянно проговорил в ухо отец.
– Да здесь я, пап! Здравствуй!
– Здравствуй, Санечка. Как у тебя дела? Что нового?
– Да ничего… Все то же, все те же… Сессия скоро, коллоквиум сегодня по информатике был…
– Ну, это хорошо, когда все то же и все те же. Значит, спокойно живешь. Хорошо. Я рад.
– А у тебя как дела, пап?
– Ну… В общем тоже… По-всякому…
Ага. Тоже. По-всякому. А голос грустный. И пауза образовалась какая-то тягучая, мылкая, будто им больше и сказать друг другу нечего. Странно, вроде, наоборот, голос должен счастливым быть. Молодожен все-таки, не абы как. Вот вздохнул длинно… Сейчас спросит, как там мама…
– Ну, как там мама, Санечка? Успокоилась немного?
Вот что, что ему на это ответишь? Может, стихотворение прочитать про то, что «покой нам только снится» и что «летит, летит степная кобылица и мнет ковыль»? Так летит и так мнет, что от того ковыля только седая труха по полю стелется?
– Нет, пап, не успокоилась. Ты же знаешь маму, по-прежнему рвет и мечет. Чем дальше, тем больше.
Вообще, мог бы и не спрашивать! Наверняка и самому не хочется копаться в подробностях маминых желчных выплесков. А как он хотел? Может, какая другая женщина и плюнула бы на коварное мужнее предательство, и поплакала бы ночами в подушку, и впрямь быстренько успокоилась, но в отношении мамы такая формула не прокатит… Ее обида так горяча и страстна, что ей все время круг сочувствующих требуется. Вон даже Кирилла в этот круг втянула. Надо отдать должное – Кирилл оказался весьма и весьма благодарным сочувствующим и с неподдельной искренностью отзывался на мамины «молилась на него, как на икону», «всегда сытый ходил, обихоженный, одет с иголочки», «как лошадь пахала, а он копейки лишней в дом не принес». Апогеем каждого случившегося выплеска было мамино коронное: «Бог видит, кто кого обидит! Его же предательство ему боком и выйдет! Пусть, пусть поживет с неприкрытой задницей, на свою копеечную зарплату!»
Видимо, чтобы ускорить процесс возмездия, мама недюжинные силы потратила на то, чтобы организовать пошустрее эту «неприкрытую отцову задницу». То есть даже пресловутой зубной щетки не разрешила с собой взять. Вообще ничего. Даже бабушкино наследство – вот эту квартиру – заставила на нее переписать. И попробовал бы кто ей возразить…
– Может, завтра заглянешь к нам, Сань? Я соскучился. Катя пирог испечет…
– Загляну, пап. Конечно. Ты когда с работы придешь?
– Часиков в шесть.
– Ну так и я к шести приду. Договорились?
– Ага.
– Тогда пока?
– Пока, Сань.
– Кате привет передавай.
– Передам, Сань…
Отец первым нажал на кнопку отбоя, и торопливые гудки растревожили и без того испуганно забившиеся в голове мыслишки: а ну как мама об этих Катиных пирогах-приветах узнает? Хотя откуда… Кирилл их разговора не слышал…
Мобильник глухо звякнул о пластиковый подоконник, она отступила на шаг, снова уставилась на свое отражение в оконном стекле. Некрасивое. Хмурое. С печально опущенными вниз уголками губ. Моя ты сирота…
Странно, откуда опять взялось это ощущение сиротства? Слезное, сладкое, как успокаивающая пилюля. Защитная реакция организма. Вы, мол, сами там со своими отношениями разбирайтесь, а меня в них не впутывайте, не трогайте мое щенячье чувство вины… Наверное, каждый ребенок, каким бы взрослым он ни был, в момент родительского развода ощущает себя сиротой. А может, она всегда это неприкаянное сиротство в себе чуяла, только до конца его природу не понимала?
А кто его может понять и принять – сиротство в полной и во всех отношениях благополучной семье? Все же было стабильно, все по сценарию расписано. У каждого своя озабоченность. Мама за материальную сторону отвечает, папа за духовную… Чем плохо, если не брать в расчет пресловутый ролевой перевертыш? Живи себе, купайся в гармонии.
Однако не было, не было никакой гармонии, как ни горько сейчас это сознавать. Продувал их семью сквознячок отчуждения, складывался из маминой слепой самонадеянной властности, из отцовского тайного, но иногда кожей ощутимого презрения к этой властности. Ей казалось, что это презрение, направленное на мать, и ее достает рикошетом… Бедные, бедные родители. Сироты. И она сирота…
Резко вздохнула, и вздох получился прерывистым, будто плакать собралась. Вот будет смешно – стоит у окна хмурая дылда, неуклюже слезки со щек подбирает. Еще не хватало, чтобы Кирюша увидел. Придется же ему объяснять, что к чему… Вот уж он поизгаляется! Обязательно скажет что-нибудь типа: при такой-то маме, и сирота! А может, он и прав…
Конечно же прав. Никакая она не сирота. Все ее чувства – рефлексивная блажь и душевное разгильдяйство. Нет, не надо плакать. Лучше сотворит-ка она для Кирюши чаю… И сама попьет!
Выйдя вскорости из кухни с чайным подносом, она остановилась в недоумении, глядя на экран телевизора. О боже, что это? Действие второе, все те же в лаптях…
– Кирюш! Это что же, опять «Стройка любви» идет?!
– Ну да… Это ночной выпуск уже пошел…
– А разве и ночной выпуск тоже есть?
– Ага.
– И утренний?!
– Нет, утреннего нет… Дневной только… Отстань, а? Не мешай смотреть!
– А я чаю тебе принесла…
– Ага, хорошо. Садись, посмотри, чего этот фрик вытворяет! Оборжаться же можно! Нет, ты посмотри, посмотри!
Непонятного вида юноша, которого Кирюша обозвал фриком, и в самом деле вроде как был не в себе. Махал руками, сверкал глазами, смешно пыхтел и раздувал ноздри, выкрикивая в лицо плачущей прямо в камеру девушке: «Это ты мои презервативы украла! Я понял, что это ты! Я знаю, зачем ты их украла! Ты после этого уже не моя девушка, потому что ты просто падшая женщина!»
– О боже… – тихо проговорила она, взявшись ладонью за щеку и косясь на хохочущего Кирилла. – Зачем ты это смотришь, и вовсе это не смешно…
Тем временем девушка, уже достаточно наплакавшись, пошла в атаку. Подбежав к столу, схватила лежащий на нем ноутбук и со всей силы бабахнула им об стену. Юноша замер на петушином вскрике, кинулся к ней с кулаками, и парочка замельтешила по пространству комнаты, яростно мутузя друг друга. И неизвестно, чем бы все это закончилось, если б не возникшая на экране новая картинка – на этот раз камера выдала во весь экран спокойное улыбающееся лицо той самой белокурой ведущей, давеча одобрившей возмущение некоей Танечки относительно требований по приготовлению борща и котлет. И голосок у нее довольно приятный, журчит, как ласковый ручеек: «…Если ты смотришь наш телепроект и хочешь стать его участником, приходи на кастинг, покажи себя! А также ты можешь отправить свою анкету на наш сайт! Приходи, построй свою любовь, мы ждем тебя!»
