Плохая - Иман Кальби
— Что случилось? — тихо спросила я Мишеля, который теперь тоже нелепо и опасливо крутил головой по сторонам.
— На дороге была растяжка из шипов, мадам, — сказал он сиплым от страха голосом, — шины спущены…
— Кто… кто это такие? — спрашивала я, инстинктивно вжимаясь в кресло и в то же время подсознательно надеясь, что он оставит мой вопрос без ответа, словно бы от его отсутствия можно было изменить настоящее и не видеть приближающегося к нам силуэта…
Нелепая веселая музыка продолжала играть в машине, когда к водителю приблизился мужчина в камуфляжной форме, придав человеческое обличие тени. Только было ли оно человеческим?
Когда раздался громкий хлопок и стекло лопнуло, я взвизгнула и сильно зажмурилась. Не знаю, может быть мои глаза не были столь плотно закрыты или я все же открыла их на толику секунды, но я успела увидеть, как после желто-ослепляющей вспышки голова Мишеля резко качнулась и он всем корпусом безвольно упал на руль. Мое лицо было мокрым- что это, кровь водителя? Испарина, проступившая от страха? Слезы?
Послышался второй выстрел. Я замерла и перестала дышать. Это в меня? Я умерла, наверное… Подсознание заставило инстинктивно накрыть рукой сердце и словно бы проверить- оно все еще бьется или нет. И только спустя пару мгновений я поняла, что второй выстрел пришелся на магнитолу- радио, наконец, заткнулось. В ушах звенело, но я отчетливо слышала её- пугающую тишину, стоящую надо мной в компании с костлявой и ухмыляющейся смертью…
Я открыла глаза, пытаясь понять, что делать… Что будет со мной… Какую участь уготовил экзекутор мне…
В это самое мгновение мои глаза пересеклись с его взглядом. Если бы я когда-либо представляла, как смотрит смерть, я, наверное, представила бы именно этот взгляд. Серые, пустые глаза. Гипнотизирующие. Травящие парализующим ядом. Лишающие воли, радости и надежды. Тотальная пустота. Обреченность. Неизбежность. Так смотрит приговор. Смертельный приговор.
Его губы расплылись в презрительно-хищной усмешке, Он одним выверенным ударом по моему стеклу вышиб его, от чего мелкие осколки впились в мою кожу на руках, шее и лице. А потом я почувствовала, как голову пронзает острая тупая боль. Дальше была пустота.
[1] Один из выдающихся российских писателей XX века.
[2] Если есть желание послушать песню, вот ссылка на нее: مسيطرة_همشيك مسطرة Mesaytara لميس_كان (official music video) Lamis_kan — YouTube
[3] Удивительно и абсурдно, но эта история взята из реальности и произошла совсем недавно…
Глава 3
— Мамочка, тебе нравится моя новая корона? — сказала я, игриво крутясь перед зеркалом, — из бисера сделала, сама, на уроке труда.
Мама глубоко вздохнула, печально улыбнувшись.
— Зачем, дочь? Чтоб в шкафу лежала? Вон, Юлька, Светкина дочка, какие фенечки плетет, видела? Мне ее мать хвасталась, что даже продает среди одноклассниц и по воскресеньям у бабы Любы на развале на рынке, а ты что? Тоже могла бы фенечки… И продавать…
— Оставь дочь в покое, — появился в дверях папа. Посмотрел на меня с нежной улыбкой, подошел, поцеловал в затылок, — пусть плетёт то, что хочет. Очень красиво, доча! Настоящая принцесса…
Сказал и пошел в зал, как всегда читать газету. Папа интересовался политикой, всегда старался быть в курсе последних событий. Даром, что был простой шахтер, угробивший свои легкие вредной рудой, как любила причитать мать.
Сейчас, как только папа скрылся за скрипучей дверью с облупившейся краской, она тоже причитала, бубня себе под нос.
— Настоящая принцесса… Тоже мне… Все они, бедные, сначала настоящие принцессы. А потом детство заканчивается- и выясняется, что принцев не бывает. Только в сказках для глупых девочек…
— Еще как бывают! — кричу я маме, крепко сжимая кулаки и сглатывая через силу подступивший ком к горлу, — бывают! Вот увидишь, будут у меня принцы, еще какие!
Она лишь пренебрежительно машет рукой и продолжает с выражением обреченной усталости на лице штопать мои колготки на носке, снова порвавшиеся от того, что прошлогодние туфли поджимали, а на новые денег не было- отцу опять не платили, уже третий месяц. Снова какие-то перестановки в руководящем составе шахты, как объясняли в бухгалтерии. Слышала, как мама это говорила тете Свете.
Спустя много лет принцы у меня, правда, были. Настоящие принцы. Действительно, еще какие… Вот только сказки я действительно не увидела… Как ты права была, мама… И почему я не плела фенечки, как Юлька, Светкина дочка…
Дочка… дочка… дочка… — слышу я вот тьме… Это голос моей мамы… Она зовет меня, зовет наружу, выбраться из пустоты и боли, которой так много вокруг меня. Боль. Тупая, зудящая, растекающаяся переливами агонии по голове, пронзающая острыми иголками затекшие связанные конечности. Я понимаю, что они связаны, потому что отчаянно хочу вдруг почесать нос, а не могу. Этот зуд сводит меня с ума- и я теперь понимаю, почему арабов в американском Гуантанамо[1] пытают именно такими способами, изощренными способами- скованность движений, зуд, нескончаемые монтонные звуки, внезапно громко включающаяся посреди ночи рок-музыка. Самая жестокая пытка- не прямое нанесение острой боли, а вот такая, извращенная форма подавления. Тебе не дают права на геройство и подключение гормонов стресса, впрыскивающих в кровь естественный анальгетик и антидепрессант. Тебя просто превращают в немощную тварь, насекомое. Мои кисти в какой-то замысловатой петле. Подо мной за спиной, и я на них лежу. Это нестерпимо больно- плечам, пояснице, позвоночнику, лопаткам, вдавливающимся в холодный влажный бетонный пол.
Дочка…до…ччч, — я разлепляю через силу глаза и понимаю, что это не мамин голос меня звал все это время. Это капающая вода… Вокруг темно, холодно и сыро. Подвал? Гараж? Склад? Ад?
Я пытаюсь встать, но тщетно- ноги и руки безнадежно завязаны в тугие узлы. Голова болит и кружится. От того, что я пытаюсь хоть немного ослабить путы, бьюсь об пол, как селедка. Все бессмысленно. Только силы уходят и появляются новые ссадины. Очередное неправильное движеие- и вот из глаз опять искры от прострела в плечевых суставах. Я могу так вырвать себе руку. Тем более, что у меня связки слабые. Как-то пришлось усиленно, за неделю, осваивать большой теннис для продвинутых. Мой спутник серьезно им увлекался- не хотела ударить в грязь лицом.