Когда герои падают (ЛП) - Дарлинг Джиана

Так почему я оказалась в этом лимузине по пути на оглашение обвинительного заключения одному из самых печально известных преступников в Нью-Йорке?

Потому что моя сестра, такая самая великолепная сестра, которую я любила и которой завидовала всю жизнь, умоляла меня взяться за дело.

Козима была одним из немногих людей, которых я любила до глубины души. Одна из двух людей, включая мою мать, которые когда-либо поддерживали меня и любили, несмотря на мои очевидные недостатки.

Конечно, я бы сделала это для нее.

Несмотря на то, что впервые в моей карьере я знала, что представляю кого-то, кто, без тени сомнения, виновен в этом преступлении и, возможно, во многих других.

Как по команде, в боковое окно постучали.

Моя голова повернулась в сторону, и я увидела бездомного мужчину возле лимузина, в котором мы пережидали красный свет. Он был плотно закутан в потертые слои одежды, защищающие от городской прохлады поздней осени, и что-то в его предвкушающей манере казалось странным.

Я наблюдала, как он указал на свою вывеску — Замерзший и голодный, пожалуйста, помогите» — и открыл рот, чтобы сказать что-то Яре, когда голос Данте пронесся по воздуху, как кнут.

— Езжай! — рявкнул он. — Сейчас же.

Но за рулём был мистер Янко, человек, который вел машину исключительно для фирмы, с разумными манерами и осторожной вежливостью.

Он только моргнул в зеркало заднего вида на Данте.

К тому времени было уже слишком поздно.

Бездомный уронил самодельную вывеску, вцепившись рукой в слои одежды, доставая длинное ружье, ствол которого он прижал к окну.

Я успела только ахнуть, прежде чем он выстрелил.

Треск.

Пуля разбила стекло, но я не почувствовала ни острых краев, ни удара металлического снаряда, впивающегося в мою плоть.

Вместо этого я ахнула, потому что воздух из легких вытеснил вес большого и невероятно тяжелого итальянца, прижавшего меня к сиденью.

Я приподняла лицо, открыла рот, в глазах пересохло и покалывало от шока. Данте поймал мой взгляд, его собственные раскаленные углём глаза были чёрными и такими же горячими.

На мгновение, всего одно, я почувствовала, как его гнев прошёл сквозь меня, как нечто осязаемое, что-то пьянящее и одурманивающее, как лучший виски или лучшее итальянское вино.

Затем он крикнул:

— Cazzo!(перевод. с итал. «Блять»), езжай, мужик! СЕЙЧАС!

С визгом шин мистер Янко завел двигатель и погнал нас вперед на перекресток, несмотря на красный свет.

Сзади нас раздался еще один выстрел, на этот раз с грохотом впечатавшийся в багажник лимузина.

Данте еще сильнее обвился вокруг нас с Ярой, защищая массивным телом. Окутанная теплым ароматом цитруса и ноток перца, прижатая к его непоколебимой груди, я почти чувствовала себя в безопасности, несмотря на стрелявшего в нас безумца.

Он оставался в таком положении еще несколько мгновений, пока мы не скрылись с места происшествия, мчась по улицам, как северо-восточная буря.

Когда он, наконец, отстранился, то быстро осмотрел Яру и перевел взгляд на меня. Одна большая рука коснулась моего лица, и я невольно вздрогнула.

Я никогда не видела таких рук, таких больших, таких грубых, которые, несомненно, метафорически покрытых красным цветом.

Что-то в его глазах промелькнуло при моей реакции, но все же он потянулся, вытаскивая небольшой осколок стекла из моей скулы. Я не замечала боли, пока он не вытащил его, заставив меня зашипеть от небольшой вспышки боли.

— Заживет, — заверил он, проводя большим пальцем по капельки крови, затем, шокирующе, отвратительно, он поднес ее к своему рту и всосал.

Мой живот скрутило, а в бедрах покалывало, даже когда мой разум восстал против нежелательной близости его прикосновения.

— Перестаньте сбивать с толку моего ассистента, — спокойно приказала Яра, поправляя пиджак, будто в нее стреляли каждый день, и это было просто очередной неприятностью. — Сядьте и смотрите, чтобы не порезаться о стекло.

Я моргнула, глядя на великолепную пожилую женщину рядом со мной, но она проигнорировала мой безмолвный вопрос. Вместо этого она смотрела, как Данте ухмыльнулся и устроился на сиденье по другую сторону разбитого окна, перпендикулярно нам.

— Мэм, мне отвезти нас в ближайший участок? — спросил мистер Янко тонким дрожащим голосом.

Мне стало намного легче от осознания, что стрельба потрясла не только меня.

— Нет, Янко, езжайте к зданию суда, — проинструктировала Яра, когда ее ухоженные пальцы забегали по экрану ее Айфона.

После короткой паузы, когда она закончила печатать сообщение, она взглянула на Данте, и они обменялись тайной озорной ухмылкой.

— Я думаю, это должно сработать, да? — с юмором спросил Данте своим низким голосом.

Ответная ухмылка Яры была самодовольной, как у кошки, съевшей канарейку.

— Думаю, да. Судья Хартфорд не сможет отказать вам в одиночном заключении, если они не внесут залог.

Я снова тяжело моргнула, впервые за свою карьеру ощущая себя совершенно не в своей тарелке.

— Вы хотите сказать, что знали, что этот человек будет стрелять в нас? — слабо спросила я.

Яра слегка рассмеялась, но Данте запрокинул голову назад и расхохотался от души, будто мой невинный вопрос был самым смешным, что он когда-либо слышал.

Меня охватило смущение, раскалив докрасна кончики ушей.

Я не привыкла, чтобы меня дурачили — ни интеллектуально, ни на работе.

Мне. Не. Нравится. Это.

— Вероятность того, что судья Хартфорд, который известен своими суровыми приговорами, удовлетворит внесение залога за нашего клиента, мала, мисс Ломбарди, — медленно сообщила мне Яра, чрезмерно заботливо, как если бы разговаривала с маленьким ребенком. — Мы обязаны сделать все, что в наших силах, чтобы добиться для мистера Сальваторе наилучшего приговора, какой только возможен.

— Поэтому вы организовали, чтобы кто-то напал на нас по дороге в здание суда на случай, если мистеру Сальваторе предъявят обвинение и посадят в тюрьму? — уточнила я, слова щелкнули, как кубики льда в стакане, от ледяного оттенка моего тона.

Она скосила на меня свой темные глаза, ее часы фирмы Булгари с бриллиантовой оправой ярко мигали даже при слабом освещении, когда она заправляла сбившуюся прядь волос за ухо. За всю мою историю работы в фирме у меня не было возможности поработать с Ярой Горбани. Она была одной из самых молодых женщин-партнеров и специализировалась на судебных процессах по уголовным делам. Ее репутация была безжалостной, хитрой и скользкой, как змея в траве, благодаря чему даже самые известные клиенты выходили на свободу с сильно смягченными или полностью отмененными приговорами.

Теперь, казалось, я получила более четкое представление о том, как она это делала.

— Мы просто слили информацию о том, что мистера Сальваторе в этот час доставят в здание суда определенным… заинтересованным и сомнительным людям. Вы научитесь, — мягко сказала она, и в ее словах слышалась угроза. — Что закон особенно податлив в умелых руках, мисс Ломбарди. Насколько я понимаю, вы амбициозный сотрудник, поэтому я согласилась на ваше присутствие в юридической команде по этому делу. Должна ли я скорректировать свои предположения?

Я смотрела в ее темные глаза, такие же черные и блестящие с хитрым намерением, как самые опытные мафиози в моем прошлом в Неаполе, и при этом со мной произошло нечто грандиозное.

Чтобы изобразить монстров Нью-Йорка, нужно ли было тоже стать монстром?

Я тяжело сглотнула, ведя безмолвную войну в своей голове.

Амбиции против морали.

Обе характеристики настолько важны для меня, что я не могла представить, как сделать выбор.

Но в данном случае амбиции сочетались с обещанием, которое я дала сестре, которую когда-либо по-настоящему любила, защитить ее любимого Данте Сальваторе от пожизненного заключения в тюрьме.

Поэтому я сделала глубокий, успокаивающий вдох и перевела взгляд на мужчину, о котором идет речь. Он наблюдал за мной, его глаза были бесконечными и притягательными, как две черные дыры, тянущие меня в неизвестность.