Будь моим первым (СИ) - Вечная Ольга

Меня прямо с утра вызвали в кабинет. Не успел зайти и закрыть за собой дверь, как услышал:

— Тебя переводят на новое место.

Аж дар речи потерял. Смотрю на завотделением — ему хорошо за шестьдесят, высокий тучный мужчина, до сих пор блестящий хирург. Взгляд — суровый, погоняло — Пушкин, потому что Александр Сергеевич. Он хмурится и кивает головой, дескать, такие вот новости. Рядом с ним еще один хирург и его лучший друг — Чернов. Личность неприятная, если не сказать противная, погоняло среди коллег — нелитературное. Смотрит на меня с сочувствием.

Ппц.

— Хоть не на Камчатку? — спрашиваю сразу, припомнив свое первое распределение в такие е*еня, что сбежал оттуда в горячую точку. От смертельной скуки.

Тот губы поджал, насупился. Молчит, не знает, как сказать мне.

— Я ж только с декабря работаю, полгода не прошло, — понимаю, что бесполезно, но вот так сразу принять новости — не получается.

На лице Пушкина ни тени улыбки.

— Я боролся, но ничего сделать не мог, — оправдывается он. — Сам понимаешь, сверху дали сигнал, — при этом он бросает скорбный взгляд на потолок, там пыльная люстра. Он тоже думает о том, что хорошо бы ее помыть, на пару секунд забывая о моей судьбе.

— Меня и так постоянно на всякие сборы гоняют.

Между прочим, это удовольствие дополнительно не оплачивается. А неудобств — масса.

— Ты себя блестяще показал, Ветров. И за твои заслуги перед Отечеством мы переводим тебя… добровольно-принудительно… в гинекологию, — заканчивает Пушкин. И начинает ржать.

Я моргаю, потом чуть сильнее сжимаю челюсти. Дебилы.

— У них там снова нехватка, Ольга Дмитриевна на пенсию ушла! — вторит Чернов. — Сказали, такие находчивые ребята им нужны!

— Парень с боевым опытом, нервы крепкие, то что надо в гинекологии! — продолжает Пушкин, уже покраснел весь, слезы вытирает. Хохочет так, аж хрюкает.

Я против воли почувствовал, как слегка лихорадит. В гинекологию, ну да. Смешно. Очень. Тоже улыбаюсь, оценил шутку. Нескоро мне забудут позавчерашний подвиг.

— Роддома у нас тут нет, уж извиняй, но если сильно тянет…

— Издевайтесь сколько угодно, — тоже начинаю посмеиваться, подыгрывая Пушкину. Можно было, конечно, и съязвить, но тем самым я лишь подогрею их ажиотаж. Так что лучше не нарываться.

— Какого, блть, хрена, Илья? — Пушкин вдруг меняет тон, всплеснув руками.

— Так получилось. Я был поблизости и приехал раньше скорой. Что, нужно было сидеть рядом и ждать, пока сердцебиение плода вовсе прекратится?

Он встал из-за стола, принялся мерить кабинет широкими шагами и заламывать руки. Потом подошел ко мне и похлопал по спине.

— В нашем госпитале нет родильного отделения. А знаешь почему? — не унимался Чернов.

— Потому что служат в основном мужчины.

— А у них что…?

— Матки нет, — сдаюсь.

— Какой молодец! Анатомия — пятерка! У мужиков хер, а не вагина. Но ты, я смотрю, на все руки мастер! Хоть бы намекнул, я б тебя пристроил вон в четвертый родильный. Или в перинаталку, — все не унимается Чернов с матерным погонялом. Нетрудно догадаться, откуда оно появилось.

Но при этом я понимаю, к чему они оба клонят.

— Опыт у меня есть, — говорю решительно. Тут слабину дашь — съедят. — Я знал, что делаю. Все расписал в рапорте. Там три страницы мелким почерком.

Пушкин смотрел на меня долго. То на одно плечо голову склонял, то на другое. Как на дурачка или уродца.

— В Сирии обстоятельства были разные, — я продолжил. — Там не спрашивали специализацию, опыт, знания. Если врач — значит, работай. Можешь спасти — спасай. Я оказался в схожей ситуации и действовал. За каждое движение могу ответить. Итог — обе пациентки живы.

— Но сейчас мы не в Сирии, а в России. В Красноярске. В мирное, мать твою, время. Але!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Я понял.

Он хмурится.

— Тебе повезло, запомни это. И на рожон больше не лезь. Вообще к этой семье не лезь. Держись от них подальше.

— А то что? — приподнимаю брови.

— А то карьеру свою похоронишь. Что я твоим родителям скажу? Кто им поможет? Военную ипотеку хоть дождись. Игорь Андреевич за тебя поручился перед Барсуковым, но терпение у него не железное.

Дальше пауза. Меня не отпускали, поэтому стою и молчу.

— Я не шучу, Илья. Полезешь к дочери САМОГО Барсукова, тебя через годик и правда отправят в какой-нибудь Северодвинск.

— Надеюсь, у них там хороший роддом.

Пушкин сощурился, потом всплеснул руками.

— Иди работай. Пока все.

Я кивнул, развернулся и направился к двери. Он меня окликнул уже у самого выхода:

— Илья, тебе не хватило войны?

— Я просто хотел помочь. Я знал, что у меня получится. Был уверен.

Тот лишь покачал головой.

Два года службы по контракту наложили отпечаток. Сам не замечаю, а окружающие говорят об этом. Что изменился. Тяжелее стал по характеру и более замкнутым.

— Она не принцесса, — я улыбаюсь. Под маской не видно, но по глазам коллеги считывают. — Она мажорка.

Хорошее слово, хлесткое. Полностью ей подходящее.

В ответ все смеются. Почему мы так много говорим о Полине? Потому что я новенький и все лезут ко мне в душу. И не дай боже случайно ляпнешь, слухи бурным потоком пронесутся по всей больнице. Даже пациенты, должно быть, шушукаются. Илья Ветров принял роды у одной из дочек самого Барсукова (да кто этот мужик такой-то?! Надо хоть погуглить). А со второй — крутит роман.

Две дочки, везде отметился.

— А есть разница между принцессой и мажоркой?

— Да, еще какая, — объясняю. — И слава богу! Потому что на роль принца я тяну не особо.

— А на чью роль тянете, Илья Викторович? — хихикает медсестра Женя.

Хорошенькая, между прочим. Но замужем. Облом по всем статьям. Кстати, в гинекологии девчонок работает больше. Может, и правда поменять специализацию?

— Вот здесь подержи, — командует хирург. — Смотри, как вышло. Видишь?

Киваю.

— Дальше шей.

Принимаюсь за работу.

— Жень, я тяну на роль сомнительного парня. Такие крайне интересуют мажорок, пока те не становятся принцессами.

— Это такие этапы развития в королевском дворце?

— Думаю, да, — подтверждаю. — Из куколки в бабочку.

Полинка — самая настоящая куколка. Ладная, свежая, яркая. Такими только издалека любоваться, по-хорошему бы. Я был польщен, когда она меня свайпнула в тиндере. Первая.

— Когда уже операция закончится и вы заткнетесь, — вздыхает коллега.

— Если вам неинтересно, Михаил Геннадьевич, не слушайте! Илья Викторович, так что там с этапами взросления мажорок?

— Сомнительный парень, у тебя сегодня двадцатичасовая смена. Не забывай об этом.

— Ску-ука, — тяну я.

— Принцессам еще нравятся рыцари, — мечтательно вздыхает Женя.

— А их родителям — не особо, — бубнит зануда Михаил Геннадьевич, — в том числе их заработные платы. Этих рыцарей.

— Зато форма красивая, — не сдается медсестра.

— Женя-Женя, — укоризненно качает головой хирург.

Я же ей быстро подмигиваю.

Возвращаюсь домой следующим ранним утром. А в обед меня будит звонок с неизвестного номера.



Глава 8

Полина

Папа всегда непростительно щедр, когда дело касается дочерей. Думаю, он не поскупился и в этот раз. С лихвой компенсировал Илье из тиндера причиненные неудобства. Наверное, мне больше не стоит чувствовать себя должной. И такой благодарной.

Спасение жизней — это ведь тоже работа. Требует ли она какого-то особенного восхищения или отношения? Кто-то продает яблоки, кто-то газ. Кто-то делает мебель, кладет плитку во время ремонта… Каждый занят своим ремеслом. Мне становится зябко, и я подхожу к окну. Закрываю его, забираюсь на подоконник — он очень широкий — и обхватываю колени. Интересно, найду ли я свое предназначение?