Екатерина Вильмонт - Перевозбуждение примитивной личности
Внезапно из-за дома выскочила девчонка лет шести, как-то воровато огляделась, словно ища, куда бы спрятаться. И тут же за ней выбежала пожилая женщина в куртке, накинутой поверх халата.
– Мура! – взвизгнула она. – Мура, не смей убегать, все папе скажу!
– А вот и не скажешь! – топнула ногой Мура. – Не скажешь!
– Немедленно домой!
– Ну, бабушка! – приготовилась реветь Мура.
– Я кому сказала!
Женщина схватила внучку за рукав и поволокла куда-то.
Мура! Как я могла забыть о Муре? Боже мой… Мура, моя родная тетка, мамина младшая сестра… Сколько же ей лет сейчас? Наверное, уже под шестьдесят. А жива ли она? Мне она и тогда казалась старой, ей было под сорок, когда я уехала… Я тогда возненавидела всех, кто так или иначе подталкивал меня к отъезду, а их было много и все желали мне добра, в том числе, конечно, и Мура…
– Дура ты, Динка, будешь жить как белый человек! Без очередей, без этого постоянного унижения из-за любого пустяка… Я вот еще молодая, красивая, а чтобы быть прилично, только прилично одетой, как мне приходится мудровать, сколько времени тратить… – твердила мне тогда Мура.
И вдруг я поняла, что безумно, до головной боли хочу ее видеть. К черту, к черту все, возьму сейчас такси и поеду к ней. Хотя, конечно, не факт, что она живет по старому адресу… Да и жива ли она вообще?
Мне Мура всегда нравилась, да что там, я ее просто обожала и втайне мечтала быть похожей на нее. Как она нравилась мужчинам, как умела покорять их… Большеглазая, темноволосая, статная, она лепила правду-матку в лицо, если кто-то ей не нравился… У Муры постоянно были какие-то романы, вокруг нее кипели страсти, вечно кто-то с кем-то дрался, кто-то кому-то угрожал, одним словом, мне, девчонке, казалось, что Мура живет полной жизнью, в отличие от мамы, которая после ухода отца словно завяла, да так и не ожила больше, стала медленно, но верно умирать… Но это было потом, а в детстве Мура вечно врывалась в наш дом и, заперевшись с мамой, изливала ей душу, а та даже с некоторой завистью, как мне иногда казалось, говорила: «Ох, и поблядуха ты, Мурка, ох и поблядуха!» В устах мамы, изысканно-интеллектуальной женщины, это звучало странно, как-то простонародно, что ли, и мне казалось: эта интонация – что-то вроде занавесочки, которой мама пыталась прикрыть свою женскую зависть… Хотя завидовать по всем маминым меркам было нечему. Мура не была замужем, у нее не было детей…
Я вышла на проезжую часть проспекта Мира и подняла руку. Почти сразу ко мне подкатила машина.
– На Шаболовку довезете?
За рулем старенького «Москвича» сидел такой же старенький человек.
– Как поедем? – скрипучим голосом осведомился он.
– Все равно.
– Ох, люди говорят «все равно», а потом начинают: почему так едешь, а не иначе. Вы уж лучше скажите!
– Мне действительно все равно, главное, поскорее туда попасть.
– Ну как хотите. А номер дома на Шаболовке какой?
– Не помню, я давно там не была, но я найду.
В машине я закрыла глаза, чтобы не пялиться на обновленные улицы, не отвлекаться от того совершенно забытого тепла, что разливалось внутри при воспоминании о беспутной тетке… Как я могла выкинуть ее из своей жизни на столько лет? За что? Боже мой, сейчас даже вспомнить страшно, какая ненависть ко всем и ко всему жила во мне в первые годы эмиграции… В ее огне сгорело и невеликое мое прошлое, да и настоящее она тоже выжигала. Как я жила тогда? И сколько лет меня все это мучило… А как я мучила всех, кто приближался ко мне… Я была одинока, и только Янек, польский эмигрант на десять лет старше меня, что-то понял, сумел разглядеть и полюбить… И я начала оттаивать, но прошлое, мне казалось, безвозвратно сгорело… А теперь…
– Мадам, вот Шаболовка, – проскрипел старичок.
Я открыла глаза. Шаболовка почти не изменилась. Слава богу!
– Вон к тому дому, пожалуйста!
Я подошла к подъезду. И тут мало что изменилось, только дверь была заперта. Ничего, скоро кто-то выйдет или войдет, я подожду… Господи, только бы она была жива… И вдруг я вспомнила, как она часто шутила: «Чтобы я уехала отсюда? Ни за что! Тут рядом два кладбища – Донское и Даниловское, соседкам будет близко ходить на мою могилку!» – и подмигивала мне, мол, это ерунда, я никогда не умру, не бойся…
Дверь открылась, вышел пожилой мужчина с шарпеем на поводке. Раньше в Москве шарпеев не было. Я проскользнула в подъезд. Пахло тут не слишком хорошо, и лифт не работал. Мне стало легче, вообще тут, на Шаболовке, все было ближе к прошлому… Я поднялась на третий этаж и с бешено бьющимся сердцем подошла к Муриной двери. На площадке было три квартиры. Но Мурина дверь была самой новой и элегантной. Я набрала в легкие воздух и позвонила.
– Кто там? – раздался молодой голос, не похожий на Мурин.
– Простите, Мария Сергеевна дома?
Дверь распахнулась. На пороге стояла девушка в одной майке, босая и растрепанная.
– Доброе утро. Вы к маме?
– Мне нужна Мария Сергеевна Северцева…
– А она на даче. И потом она не Северцева, а Юрьева. Северцева ее девичья фамилия.
– Так ты, значит, ее дочь?
– Ну да, а вы кто?
– Не знаю, говорила ли тебе мама… Я, собственно, ее племянница…
– Вы Дина? – закричала девушка. – Вы правда Дина?
У меня в горле стоял комок. Я только молча кивнула. Но девушка, видно, поняла мое состояние.
– Да вы заходите, что ж на лестнице стоять? Ой, вам плохо, да?
– Нет, нет, просто от волнения… Столько лет прошло… Я очень боялась… Но, слава богу, все хорошо, да?
– Ой, как мама обрадуется! Я ей сейчас позвоню!
– Погоди, а как тебя зовут?
– Майя. Ой, а вы, значит, моя двоюродная сестра? Кузина, да? Супер! – захлопала в ладоши Майя.
– Тебя, конечно, назвали в честь Плисецкой?
– А как вы догадались?
– Мура всегда была помешана на Плисецкой.
В этот момент из комнаты донеслось тихое покашливание. Майя вдруг залилась краской.
– Извините, пожалуйста, я… Я сейчас, да вы проходите на кухню, я кофе сделаю.
Она юркнула в комнату и прикрыла дверь, но я успела расслышать: «Быстро собирайся, моя кузина из-за бугра приехала».
Кухня была совершенно новая, с иголочки, уютная и красивая. Ни одной знакомой вещички я не заметила. С ума сойти, Мура замужем, у нее взрослая дочка, и, судя по всему, она пошла в мать…
Входная дверь захлопнулась. В кухню вбежала Майя. Какая хорошенькая!
– Хотите кофе или какао? Я обожаю какао! Вы вообще завтракали? А то я с голоду помираю.
– Что ж ты своего кавалера голодным выпроводила? – улыбнулась я.
– Перебьется! Ну супер! У меня есть двоюродная сестра!
– И у меня тоже! Здорово! Знаешь, говори мне «ты», а то глупо как-то.
– Вау! Я рада! Ну, хочешь мюсли или яичницу, есть брынза, помидоры. Можно овсянку из пакетика замурцевать!
