Анри Труайя - Анн Предай
Пьер был у себя в комнате. Лоран, развалившись в гостиной на канапе, читал какой-то детектив. Он что-то буркнул в ответ на ее приветствие и снова углубился в чтение. Когда в дверь позвонили, Анн мыла в ванной руки. Открывать пошла Луиза – и тут же вернулась с растерянным видом:
– Там какая-то дама требует встречи с вашим отцом. Я постучала в его дверь. Он не отвечает. Наверное, спит…
– И что вы сказали этой просительнице?
– Я проводила ее в гостиную.
Анн вытерла руки и решительно направилась на эту неприятную встречу. Между окном и прозрачными створками библиотеки в строгом сером твидовом пальто с поднятым воротником стояла Элен Редан. Руки ее были спрятаны в большие накладные карманы. На лице застыло выражение хрупкой и горестной решимости.
– Лоран, ты можешь нас оставить? – попросила Анн. Тот вышел из комнаты, на ходу постукивая книгой по бедру. Анн закрыла за ним дверь, обернулась к Элен Редан и сухо заявила:
– Мне кажется, я вам уже объяснила по телефону, что мой отец не желает больше вас видеть.
– Это неправда! – вскрикнула Элен Редан. – И идея с письмом не его. Я хорошо его знаю.
– Мне известно, что вы хорошо знаете его, мадам. Я осведомлена о вашей интрижке.
Щеки Элен Редан зарделись густым румянцем, взгляд зажегся яркими искорками ущемленной гордости.
– Речь идет не об интрижке, – парировала она. – Ваш отец и я собираемся пожениться.
Обескураженная услышанным, Анн всматривалась в эту светловолосую женщину в сером, вызывающе несчастную, которая не побоялась вторгнуться на чужую территорию. «Он сделал это… Он осмелился… За моей спиной… После тридцати пяти лет воркования на плече у Мили…» У нее перехватило дыхание, мысли ее заледенели, голос стал необычно звонким:
– Отец ничего не рассказывал мне о ваших планах. Если вы не возражаете, мы сейчас обсудим все это втроем.
Анн сделала четыре шага и резко открыла дверь в комнату отца. Сидевший в глубине, возле камина отец повернул к ней лицо, и она увидела перед собой переполненные ужасом глаза зверя, загнанного в капкан. По его лицу струился пот.
– Папа, – начала Анн с беспощадным спокойствием. – Мадам Редан настаивает на встрече с тобой.
Его рука проделала в воздухе жест, означавший, что он не желает даже двигаться. Анн повысила голос, чтобы ее было слышно в соседней комнате:
– Ну же, папа! Смелее! В последний раз!
Пьер поднялся. На нем был его старый жилет цвета морской волны с перламутровыми пуговицами, повседневные брюки, вздувшиеся на коленях пузырями, и старые, потертые шлепанцы. Перед висевшим над камином зеркалом он трясущейся рукой поправил галстук.
– Сойдет, папа! – резко бросила Анн. – И так хорош!
Пьер прошел следом за Анн в гостиную. Увидев Элен Редан, едва приметным движением попытался втянуть голову в плечи и невнятно буркнул:
– Добрый день, мадам.
Элен Редан вздрогнула.
– О, Пьер! – воскликнула она. – Вы называете меня «мадам»?
Анн испытала горькую радость, смешанную с редкостной брезгливостью. Она уселась в кресло и смотрела на них, стоящих друг перед другом, словно скованных одной цепью или склеенных, и таких забавных. Она ощущала себя в театре и ждала продолжения действия.
Элен Редан достала из кармана пальто сложенный вчетверо лист бумаги:
– Пьер, это письмо… Я не могу поверить!.. Вам его продиктовали…
Пьер скользнул взглядом по дочери, словно желая набраться у нее смелости, прокашлялся и ответил:
– Вовсе нет. Все как есть…
В глазах Элен Редан мелькнул слабый проблеск и требования, и мольбы. Она умоляла его проснуться и вспомнить, она требовала от Пьера стать самим собой.
– Значит, вы хотите все порвать? – спросила она срывающимся голосом. – После того, что между нами было? После всего, что вы мне говорили?
– Постыдитесь, мадам, – с презрительной усмешкой встряла Анн.
– Помолчите, вам не дано этого понять!
– Ну что ж, отвечай ты, папа, – приказала Анн. – Давай, давай…
– Да, – забормотал Пьер, – я был… был тогда в не совсем обычном состоянии, вы понимаете… С моей стороны это было минутной слабостью, глупостью… Я сожалею… Все прошло… Я прошу вас забыть…
Он словно отвечал у доски плохо заученный урок. Отвечал своей же дочери. Краем глаза он искал ее одобрения. Элен Редан развернулась и встала прямо перед Анн, которая не поднялась с кресла.
– Мадам, то, что вы сейчас делаете, омерзительно. Между мною и вашим отцом нет ничего низкого, ничего постыдного. И он, и я – мы оба уважаем память о вашей матери. Обстоятельства, при которых мы встретились, стали залогом нашей глубокой привязанности. Кроме нежности, которую я испытываю к вашему отцу, я еще и нуждаюсь в нем, он нужен мне как помощник в моем деле. В магазине он обрел себе занятие, у него появился интерес, вкус к жизни. Вы все это разрушаете. В кого вы его теперь превратите? В развалину! Смотрю на него и с трудом его узнаю. После нескольких дней, что мы не виделись, он не осмеливается даже рот раскрыть! Вы – очень злая женщина!
– Уходите, Элен, уходите, умоляю вас…
– Да, Пьер, – неожиданно спокойным голосом сказала Элен Редан. – Я ухожу. Я не хочу усугублять ваши страдания.
Про себя Анн вынужденно призналась, что, потерпев поражение, Элен Редан не потеряла присущего ей достоинства. «Сильная женщина. Он был бы игрушкой в ее руках».
И все же незваная гостья в сопровождении Анн направилась к выходу. Переступая порог, Элен Редан замедлила шаг, черты лица ее напряглись, но, даже не обернувшись, она устремилась по ступенькам лестницы к выходу.
Анн прикрыла за нею дверь и прислонилась спиной к стене. Она не ожидала, что этот неожиданный визит так потрясет ее. Да, она вышла из сражения победительницей, но на подгибающихся ногах. Наступившая в доме тишина тяжелой ношей давила на плечи. Отец вернулся к себе. Анн прошла на кухню и застала там Луизу, помечавшую в блокноте потраченное на продукты.
– Не желаете ли проверить, мадемуазель?
– Завтра все посмотрю, Луиза. Можете идти.
Анн наполнила два бокала белым вином и направилась к комнате отца. Тот сидел в кресле, запрокинув голову. Ресницы его были влажны от слез, взгляд потух и будто подернулся свинцовой пеленой. Дышал он неровно, словно раненый, в такт собственному пульсу.
– Ну хватит, папа, – заговорила она. – Пойдем!
– Это куда же?
– В гостиную. Мы сейчас с тобой выпьем, вместе.
– Нет, Анн, оставь меня.
– Ты должен пойти со мной!
Он поднялся. Он пошел за ней. И взял протянутый ею стакан.
– Ну давай же, пей!
Они чокнулись. Стоя перед ней, Пьер пил вино и плакал, всхлипывая на каждом глотке. Когда он покончил со своим стаканом, Анн сходила за бутылкой и вновь наполнила его до краев.
