Шейла Ранн - Цена любви
Я исполнила его просьбу и закончила регистрацию, когда уже объявили посадку, но Ставен все еще звонил. Я подошла к киоску с журналами и стала наблюдать за ним сквозь толпу.
Он говорил прямо в трубку, левая рука опущена. Очевидно, важный разговор. Наверно речь шла о нужном материале или же он беседовал со своей девушкой. Стивен достал блокнот. Может, записывал, где онивстретятся завтра в Калифорнии? Стивен щелкнул ручкой и посмотрел в сторону регистрационной стойки, наконец наши взгляды встретились. Я тотчас отвернулась и уткнулась в журналы.
— Мы увидимся снова, Элизабет?
Мне было не по себе. Голос Бетти, надрывный, хриплый голос, по-прежнему врывался в сознание. Если я заговорю, он может вырваться наружу.
— Я еще увижу тебя, Элизабет? — повторил Стивен, стоя рядом со мной.
Не могу ответить.
— Послушай, я понимаю, что ты взволнована происшедшим на берегу, но, пожалуйста, поверь — это недоразумение. Я не хотел тебя обидеть. Пожалуйста, Элизабет, скажи что-нибудь. Мы увидимся снова?
— Нет.
— Почему?
— Не могу.
— Почему не можешь?
«Молчи! — приказала я себе. — Ничего не говори. Все вылезет наружу. Если ты заговоришь, тайна мгновенно проторит себе дорогу на поверхность. У него есть шанс этой осенью стать звездой телекомпании. Он не станет рисковать, связываясь с тобой. Знаешь, как быстро он переменится, если что-то заподозрит. С чего бы ему думать о тебе?»
— Элизабет, послушай! Мне надо знать, увижу ли я тебя снова.
— Спасибо за прекрасный уик-энд, Стивен, — выдавила я; голос прозвучал тихо… Бетти… я загнала ее внутрь и добавила чуть громче: — Ты опоздаешь на самолет.
— Пожалуйста, я не могу расстаться с тобой так… что я могу сказать…
— Все в порядке, просто… — я придала голосу легкомысленное звучание. — Послушай, тебе пора, уже сажают женщин с детьми.
Глаза Стивена сузились, рот стал маленьким, суровым.
Если он уйдет, я смогу сдержаться. Слезы Бетти грозили брызнуть из глаз.
— Там ждут твой паспорт.
Я указала Стивену на регистрационную стойку, но он схватил мою руку и повернулся ко мне.
Он пристально посмотрел мне в глаза.
— Спасибо за то, что ты поехала со мной, — произнес наконец Стивен с легким западным акцентом.
И направился к регистрационной стойке за посадочным талоном. Я снова увидела невозмутимого Ретта Батлера. Не обернувшись, он прошел на посадку.
Я провожала самолет глазами до тех пор, пока он не исчез в небе.
ГЛАВА 21
Вернувшись в Барселону, я тотчас направилась к регистрационной стойке отеля.
— Я выезжаю. Пожалуйста, приготовьте счет.
— Хорошо, сеньора.
Администратор нажал кнопку звонка, вызывая замену, и прошел к компьютеру, чтобы оформить счет.
В номере я не стала отвечать на телефонный звонок и справляться насчет сообщений, а тотчас подошла к шкафу. Все обтягивающие сексуальные, провокационные наряды, пробуждающие у мужчин фантазии, должны исчезнуть из моего гардероба. На глаза попалось голубое шелковое платье, в котором я появлялась у Мерседес. Теперь, когда я похудела, оно стало свободнее, но все равно обтягивало. Я искромсала его ножницами. Черное платье с глубоким вырезом на спине, фуксиновая блузка, не слишком узкая, но манящего цвета, тонкое белое хлопчатобумажное платье, которое при ярком освещении становилось полупрозрачным. Да, шорты с венецианского пляжа, колготки из лайкры… Порезать все и подготовиться к тем ярким видениям, которые вот-вот появятся перед моими глазами! Не стоит притворяться, будто я все забыла.
… Мне десять лет, я вхожу в свою спальню. На мне голубая пижама с куколками, которую папа купил вчера. Я закрываю дверь и тихо, осторожно поворачиваю ключ… чтобы снаружи никто не услышал. Сижу посреди комнаты, всхлипываю и пытаюсь стянуть с себя пижаму. Дергаюсь, срываю с себя, но меня преследуют запахи его пота и туалетной воды, въевшиеся в кожу.
Я в бешенстве хватаю с полки набивные игрушки, купленные папой, прикрепленные к ним поздравительные открытки падают на пол. Беру Лулу, бурого медведя, своего любимца… Широко раздвигаю его лапы и вонзаю ножницы… снова и снова. Кладу медведей на середину комнаты… на подставке стоит раскаленный утюг… Режу игрушки, жгу их утюгом, комната наполняется запахом паленой шерсти, моей кожи…
… Медведи безропотно терпят наказание. Я беру белого медведя с сердечком в лапах, раздвигаю ему лапы с такой силой, что слышу треск. Медведь, подаренный к дню святого Валентина, должен быть выброшен, уничтожен. Я иду за корзиной для мусора, на которой нарисованы тигрята, но корзина почему-то оказывается белой, а мертвые тигрята лежат на полу. Их животы распороты, везде видна кровь. Это вина Лулу, Лулу. Я топчу Лулу, пока не разрываю ему морду…
… Я больше не плачу… Методично убираю мертвых тигрят. Куколки спрыгивают с пижамы. Я заворачиваю мертвых тигрят в кружевную блузку. Пальцы стынут от холода, почти не гнутся, но я работаю быстро. Беру мертвых тигрят и кладу их в корзину для мусора. Заворачиваю искалеченного Лулу в пижаму и кладу медведя в корзину поверх мертвых тигрят. Теперь никто не увидит страшные останки, лежащие внутри. Они прикрыты кружевной голубой пижамой, пахнущей туалетной водой. Скажу папе, что она разорвалась и пришлось ее выбросить… Это не вызовет подозрений… обычное дело…
… Я подхожу к кровати. Я обнажена. Мороз поднимается от пальцев по руке. Я прижимаюсь спиной к стене… Мне холодно. Чем сильнее я дрожу, тем больше мне хочется… Воспаление легких! Как было бы здорово, если бы начался жар… Если я умру, увижу ли Марию? «Хочу увидеть маму, беззвучно кричу я… Господи, пожалуйста, хочу маму». Я смотрю на линию, где стена соединяется с потолком. Она абсолютно белая. Все вокруг белое. Я продолжаю смотреть, и вдруг стены исчезают. В комнате нет стен, везде одна только белизна.
… Я засовываю руку под подушку и вытаскиваю оттуда пистолет Марии, глажу его, как это делала она… Пистолет холодит мой лоб и руки…
… Ключ в замке поворачивается, входит папа. На нем темный костюм, в руке футляр со скрипкой.
Я прижимаю к груди пистолет Марии.
Папа останавливается, замирает. «Пожалуйста, отдай пистолет, Куколка Бетти, — упрашивает он. — Ты знаешь, как сильно я тебя люблю. Я люблю тебя, моя маленькая роза. А теперь, моя милая, отдай мне пистолет. Бетти, отдай мне пистолет».
Он стоит совершенно неподвижно.
Лицо Бетти обретает резкость. Это уже не лицо маленькой девочки. Это мое теперешнее лицо. Я поднимаю пистолет и целюсь в отца.
Папа осторожно приближается ко мне. «Элизабет, —молит он, — дай мне пистолет».
Он уже почти рядом. «Ты знаешь, как я любил тебя. Для нас существовали только музыка и балет. Ты знаешь, как сильно ты любила меня».
