Барбара Вуд - Роман с призраком

Я обернулась.

Только что вошла Гарриет и тихо затворила за собой дверь. Джон, неподвижно стоявший у камина, снова поинтересовался:

— Он ушел?

— Да, он ушел.

— Ты не сказала ему, что я здесь?

— Нет, Джон.

Гарриет пересекла комнату и подошла к камину, было заметно, как сильно она изменилась. Румянец молодости, сглаживавший ее физические недостатки, совсем угас, обнажив только грубые черты, которые делали ее некрасивой. Похоже, она была взвинчена, от тяжести неведомого бремени ее лицо посерело. Однако если судить по ее наряду, прошло мало времени с тех пор, как я ее видела, так как на ней было то же платье.

Джон не изменился, он остался тем же — бледной копией Виктора, правда, у него были рыжеватые волосы, более светлые глаза и более мягкие и тонкие черты лица. Я заметила, что он пребывал в состоянии крайнего волнения.

— Когда вернется отец?

— Вряд ли он вернется в ближайший час.

— Хорошо, хорошо.

Джон потер руки, думая о чем-то своем.

— Джон? Что это все значит? Кто был тот человек?

— Гм? Что? А… — Джон сделал движение рукой, будто отмахиваясь от нее. — Никто. Просто человек.

— Он и раньше приходил сюда. Когда тебя не было дома. Кто он? Мне он не нравится.

— Это не твое дело! — вдруг отрезал брат, от чего лицо его сестры вытянулось от удивления. Джон тут же пожалел об этом, выдавил улыбку и сказал:

— Скажем, это коллега по работе.

Гарриет кивнула и отвернулась от брата. Заламывая руки, она обошла вокруг кресла, и на ее лице собрались тревожные морщинки. Сестру Джона беспокоил не незнакомый человек, а нечто другое. Со своего места я видела, как тщательно она обдумала следующие слова:

— Джон, сегодня я видела Виктора.

Джон не поднял головы. Брат не слушал ее, он смотрел на огонь и был занят собственными мыслями.

— Я встретила его на рынке. Он говорит, что сейчас ужасно занят, у него много пациентов. Вот почему он не заходит к нам. Я пригласила его на ужин и сказала, что отец будет рад ему, но, думаю, он вряд ли придет. Джон, ты не хочешь пригласить его?

Он поднял голову.

— Что? В чем дело? А, Виктор. Я был у него. Он неплохо устроился. Я так понимаю, что у него много клиентов, у него хорошие отношения с хирургами из больницы. Гарриет, я его уже приглашал, но похоже, он не горит желанием навестить нас. Думаю, отец тут ни при чем, ведь они уже поладили.

— Почему он тогда не хочет приходить сюда?

Джон пожал плечами.

— Откуда мне знать.

— Джон, я думаю, что Виктору следует вернуться домой. Причем навсегда.

— Да…

Джон повернулся к ней спиной, и по его лицу было видно, что он снова погрузился в свои думы.

— Мне не нравится, что он живет в номере гостиницы «Лошадиная голова». Ему нужен настоящий дом и настоящая еда. Вы с Дженни живете здесь уже год, вам пора уезжать. Когда у вас будет свой дом, я поселюсь в спальне наверху, а Виктор сможет вернуться домой. Его место здесь, дома.

Гарриет расхаживала по комнате, ломая пальцы, ее юбка шелестела, когда она проходила мимо спящей бабушки.

— Джон, я хочу поговорить с тобой о…

— Я знаю, о чем ты хочешь говорить, — раздраженно откликнулся брат и сердито взглянул на нее. — Тебе не терпится узнать, куда девались мои деньги. Что ж, если тебе того хочется, то знай — человек, приходивший сюда недавно, — букмекер. Мой букмекер. Он приходил потому, что я задолжал ему несколько фунтов. Теперь ты довольна?

— Ах, Джон…

— Вот именно, «ах, Джон». У меня все получилось бы хорошо, не поставь я на нескольких плохих лошадок. Я бы мог купить дом на прошлой неделе, точно мог бы. Только отцу не говори, иначе он спустит с меня шкуру.

— Ах, Джон, мне все равно. Оставайся здесь, если хочешь. Оставайся навсегда. Меня твои азартные игры не интересуют.

— Поставить на нескольких лошадей еще не значит, что я играю в азартные игры.

— Я хочу поговорить с тобой совсем о другом. Джон, послушай… — Она ринулась к нему и взяла его за руку. — Мне нужна твоя помощь…

Но Джон покачал головой.

— Ты хочешь говорить об этом едоке картофеля, Шоне О'Ханрахане, правда? — мрачно спросил он. — И слышать не хочу о нем. С попами свяжешься — жди беды. Я же велел тебе держаться от него подальше, и точка.

— Но я люблю его!

— Ты рехнулась, вот и все! Гарриет, эта тема давно закрыта, и я не хочу, чтобы это имя снова упоминали в нашем доме! И если я еще раз увижу, что ты разговариваешь с этим ублюдком, то…

— Ты такой же плохой, как и отец! — крикнула она. — Вы все настроены против меня! С Виктором я тоже не могу поговорить. Он изменился, стал капризным, и когда я говорю с ним, то вижу, что он думает совсем о другом. Прошел уже год, Джон, целый год с тех пор, как Виктор последний раз был в этом доме! И тебя это, видно, совсем не волнует! На меня тебе тоже наплевать.

Джон лишь отвернулся от нее и снова уставился на огонь в камине.

— А ты, — продолжала она голосом сбитого с толку ребенка, — с тех пор, как женился, стал для меня чужим. Ты то с Дженни, то на ипподроме. На меня у тебя больше не хватает времени, как и у Виктора, матери и отца. Джон, разве ты не понимаешь, что мне нужна твоя помощь?

Странно, что в это мгновение действующие лица исчезли, не закончив разговора, но полный мольбы голос Гарриет еще звучал.

Однако я была рада, что это кончилось, ибо мои ноги затекли, пока я стояла у окна, и я боялась, что опущусь на пол до того, как завершится разговор Джона и Гарриет. Я и так с трудом добралась до деревянного стула с прямой спинкой, который стоял у стола, опустилась на него и обхватила голову руками. Спустя несколько минут бабушка зашевелилась в кресле и открыла глаза.

— Черт подери, — пробормотала она. — Как это я заснула. Ох, до чего же болят суставы. Все этот дождь. Вряд ли я смогу подняться по лестнице.

Она с трудом встала, тяжело опираясь на трость и волоча ноги, подошла ко мне. При ярком свете было видно, как бабушка стара, она была ужасно, ужасно стара.

— Дорогая, мне сегодня не хватит сил готовить. Ужасно разболелись суставы. Ты не приготовишь себе что-нибудь на ужин?

— Бабушка, разве ты не будешь есть?

— Дорогая, у меня совсем нет аппетита. Этот дождь меня вконец измотал. Я поднимусь наверх и перед сном немного почитаю Теннисона. В такие вечера, когда на улице бушует непогода, я всегда лежу в постели, чтобы не растревожить свой артрит. Если не возражаешь, дорогая, я пойду наверх.

— Бабуля…

— Да, дорогая?

Бабушка пошла к двери, опираясь на свою трость… Я поймала себя на том, что в душевном порыве вот-вот собиралась все выпалить, но вовремя спохватилась. Как бы мне ни хотелось сесть и рассказать бабушке обо всем, что я видела в этом доме, страх потерять все остановил меня.