Елена Рахманова - Клин клином
«Этот гад уже тогда, когда мы вместе гостили в Сочи, знал, что машина предназначается ему, если только… Если только он выполнит одно гнусное мамочкино условие, – догадалась Надежда. – И послушный сынуля выполнил. Чтоб ему пусто было, этому пай-мальчику!» Но последние слова она мысленно произнесла без какой-либо злости или обиды, даже скорее лениво. Просто того требовало отношение к Ладоше и ему подобным.
Проигнорировав лифт, Надежда легко взбежала на свой третий этаж и распахнула дверь в отдел.
– Привет! – воскликнула она, разом обращаясь ко всем присутствующим.
– Ой! – ответила ей Ксюша, остальные почему-то смущенно промолчали. – Мы не думали, что ты так скоро.
– А это что-то меняет? – удивленно спросила Надежда и прошла к своему столу, чтобы освободить проход.
В коридоре за ее спиной раздались шаги и голоса. И те и другие явно приближались к дверям отдела.
– А вот здесь сидят сотрудники нашего института, которыми будет, так сказать, руководить ваш уважаемый супруг, – благодушно пробасил Александр Маркович Пржежецкий, появляясь на пороге, и, как Ксюша минуту назад, ойкнул, увидев Надежду.
Жеже замер на месте, но на него по инерции налетели идущие следом Сонечка, с сияющими от восторга глазами, и импозантный Ладоша, в дорогом костюме цвета маренго, в белоснежной рубашке в тонкую серую полоску и при модном темно-красном галстуке.
– Здравствуйте, Надежда Павловна. Как-то не ожидал вас здесь увидеть, – вмиг стушевавшись, произнес Александр Маркович. – Ведь вы вроде как в отпуске. Или я ошибаюсь?
– Не ошибаетесь, Александр Маркович. В отпуске я, в отпуске. Просто зашла родной отдельчик проведать.
– Да-да, конечно. – Несмотря на внушительную комплекцию, руководство живо повернулось вокруг своей оси и поспешно произнесло: – Ну, вы, Владимир Автандилович, осваивайтесь на новом месте, покажите вашей очаровательной супруге, что здесь к чему, а меня ждут дела, так что простите. – И он исчез, как растворился в воздухе, даже шагов его на этот раз в коридоре слышно не было.
Сонечка мгновенно оказалась за широкой спиной мужа и оттуда со страхом и любопытством наблюдала, что сейчас последует. Даже губку нервно прикусила.
Ладоша неуверенно шагнул по направлению к Надежде и, скривившись в неискренней улыбке, произнес:
– Здравствуй, Надя.
– Привет, – небрежно обронила она, скользнув по нему равнодушным взглядом, и сказала, будто продолжила прерванный разговор: – Ну, девчонки, пошли за шкаф, что ли? А то у меня в сумочке мороженое потечь может, еще испортит ее. А сумочка так подходит к моим новым босоножкам, правда ведь? – И Надежда взбрыкнула стройной ножкой, демонстрируя изящную туфельку на тонком каблучке.
– Правда, – ответила Ксюша, поспешно выбираясь из-за стола. – Чтоб мне провалиться на этом месте, правда. Ну, кто еще с нами за шкаф?
Оказалось, что все. Лишь Ладоша с молодой супругой остались стоять посреди комнаты. Новоиспеченный начальник был так потрясен произошедшим, что даже не осознавал, насколько нелепо выглядит.
Владимир Автандилович Мгеладзе долго и тщательно готовился к неизбежной встрече со своей предыдущей возлюбленной. И не просто возлюбленной, а с девушкой, которую не прочь был бы назвать своей законной женой. Он предвидел слезы, упреки, мольбы, взывания к совести, даже оскорбительные эпитеты и продумывал достойные ответы. Он с честью выйдет из этого испытания. Однако же не вышел. И это на глазах у Сонечки, для которой он не только царь и бог, но и шишка в научных кругах самой Москвы.
Совершенно искреннее равнодушие Надежды, ее небрежный взгляд сразили Ладошу наповал. Для мужчины нет и не может быть ничего хуже, чем когда его в упор не видят. Ненависть, презрение, злость, возмущение – это проявление сильных эмоций, которые человек способен вызвать в душе другого человека. Следовательно, он не пустое место, раз на него реагируют пусть громко, грубо, пусть нелицеприятно, но реагируют. А что взять с еле различимой невооруженным глазом мушки дрозофилы?
Вот такой мушкой дрозофилой и почувствовал себя застывший столбом Владимир Автандилович Мгеладзе, кандидат экономических наук, начальник отдела столичного института. А из-за шкафа тем временем доносились сдержанное хихиканье и приглушенные фразы, произносимые, однако, весьма и весьма оживленными голосами.
– …будет, так сказать, руководить ваш уважаемый супруг, – достигло ушей Ладоши, и он словно вышел из оцепенения.
– Пошли отсюда, – прошипел он, хватая мало что понявшую Сонечку за руку, и поволок ее за собой.
Когда дверь за четой Мгеладзе захлопнулась, Ксюша высунула голову из-за шкафа и констатировала:
– Унесла нечистая.
– Слава тебе господи, – ответил ей кто-то.
– А ты, Надька, молодец, – восхищенно произнесла Татьяна. – Я бы так ни за что не смогла. Еще расплакалась бы у всех на глазах, а то и заявление об увольнении тут же на стол Жеже шмякнула.
– Ну, о заявлении говорить пока преждевременно, – ответила Надежда и сама подивилась тому, насколько легко ей далась встреча с Ладошей. Словно мушку с рукава стряхнула или тополиную пушинку с челки сдула.
Нет и не было такого человека в ее жизни. Зато есть другой. А это была проблема уже совершенно иного свойства. Тут не отмахнуться от человека хотелось, а совсем наоборот – запустить в него коготочки и не отпускать от себя как можно дольше, возможно – всю жизнь. Просто поразительно, к насколько противоположным выводам может прийти женщина в сходных ситуациях. Однако пока еще это было только на уровне подсознания…
Дома Надежда, разбирая сумку, наткнулась на книжечку, которую машинально прихватила с собой. Маленькая, тоненькая, с забавными картинками – то, что требуется в долгой дороге. Однако Надежда так ее и не раскрыла – не до того было: сначала пыталась справиться с ворохом эмоций, потом с девятым валом мыслей. Но розоватое, с зелеными уголками «Похвальное слово Глупости» дождалось своего часа.
– Сейчас почитаем, – сказала девушка, забираясь вечером в постель. – Самое время дать голове отдохнуть.
Она настроилась на легкое развлекательное чтение. К чему же еще, раз сам автор книги по имени Эразм Роттердамский предлагал к прочтению «шутки… ученые и не лишенные соли», как сам же и написал в обращении к своему приятелю Томасу Мору. Ну, этого англичанина Надежда смутно помнила по урокам истории в школе. Что-то там связанное с реформацией католической церкви. И жили тогда еще некие Лютер и Кальвин.
Одно имя цеплялось за другое, вытаскивало на свет божий название страны или событие, которое хотелось освежить в памяти. И так могло продолжаться до бесконечности – это Надежда сразу уразумела и желание отыскать и полистать «Энциклопедический словарь» пресекла в корне.
