Ирина Степановская - Джентльменов нет - и привет Джону Фаулзу!
Юра стоял под дождем и смотрел куда-то вдаль. Он ничего не ответил на ее предложение. Она помолчала. Дальше стоять на площади было нельзя – стоянка здесь была запрещена.
– Ты слышал, что я сказала?
– Слышал. – Он продолжал смотреть в сторону метро.
– До свидания, – сказал Нина. Он закрыл дверцу. Нина, осторожно тронувшись с места, поехала по кругу, чтобы потом свернуть и выехать на нужную ей улицу. Но почему-то ее рука сама повернула руль не в том направлении. Тут же сзади пронзительно запикали сигналы других машин. Нина, показав поворот, обогнула клумбу с пожухлыми от ночного морозца цветами и снова проехала вокруг площади. В крайнем ряду вдоль киосков с фруктами и овощами, с горелой шаурмой, мимо торговцев газетами и мужичком с кучкой опят, лежащих на деревянном ящике. Вскоре она снова оказалась на том месте, где оставила Юру.
«Его уже тут нет!» – уговаривала она себя, а сама зорко всматривалась в толпу и вдруг увидела его – согнутые плечи, портфель под мышкой, лицо запрокинуто прямо под дождь, и волосы уже прилипли к мокрому лбу. Она ужаснулась: «Как я могла его оставить? Ведь ему действительно некуда идти! Он не захотел поехать со мной просто из гордости!» Медленно и плавно, как научил ее когда-то Роберт и как навсегда вошло у нее в привычку, она подъехала к краю тротуара, открыла, перегнувшись, правую дверцу и негромко позвала:
– Юра!
Он не услышал ее, отвернулся, опустил голову и побрел к метро. Толпа людей, наплывая, почти скрыла его фигуру. Нина испугалась так, будто он уходил от нее навсегда, на войну, в пустоту, в другую галактику и ей никогда больше не суждено его увидеть!
Влюбленным, даже тем, кто и не подозревает еще, что влюблен, вечно кажется, что вот сейчас, именно в эту решительную минуту, они должны совершить что-то срочное, непреложное, что категорически изменит их отношения с возлюбленными, а впоследствии перевернет всю их жизнь. Часто, впрочем, действительно так и бывает, только переворот совершается, к сожалению, не всегда в позитивную сторону. Но кто, в конце концов, возьмет на себя смелость объяснить это влюбленным не только без риска быть осмеянным, но иногда даже – тьфу-тьфу-тьфу – и без риска быть побитым?
Нина выскочила из машины, забыв запереть за собой дверцу, что в нашем городе означает то же, что уйти из одноэтажного дома, оставив открытыми настежь все окна, и ринулась сквозь толпу, расталкивая прохожих всем телом, как хоккеист на ответственном матче. Но то ли минута была упущена, то ли толпа отнесла от нее Юру бурным потоком, но только светлая голова его, еле различимая чуть выше десятков других голов, уже маячила впереди между дверями страшной пасти метро.
– Юра! – что было силы закричала Нина, в последней надежде, что он ее услышит.
– Ты не меня зовешь? – Внезапно кто-то осторожно поддержал ее под руку.
С неудовольствием и страхом, что сейчас из-за этой досадной задержки она потеряет Юру, который вдруг стал для нее очень дорогим человеком, она обернулась и не сразу поняла, что это он и стоит перед ней с пачкой свежих газет под мышкой и с участливым видом заглядывает ей в лицо.
– Ты чего так кричала? Забыла что-нибудь?
На Нину напала внезапная немота. Да, велик был контраст между тем неизвестным возлюбленным, уходившим от нее навсегда, и этим дежурным Юрой, оказывается, просто отошедшим в сторонку купить парочку печатных изданий. Как она не заметила, в какую сторону он отошел? Просто глупо!
– Ты меня звала? Эй! Проснись! – Он легонько тронул ее за плечо. Скрываться дальше было бесполезно.
– Ну да. – Ей уже было неудобно за свой порыв. – Я просто подумала: куда ты пойдешь? Наверное, я поступила глупо, что вернулась... – Она помолчала. – Но если тебе все-таки некуда идти – можно ко мне! У меня много места.
– Неужели ты не будешь жалеть, что меня пригласила? – В глазах у Юры засветились лукавые огоньки. – Тогда с превеликим удовольствием! А то вот пришлось прикупить газет, чтобы ночевать на набережной под мостом, как делают парижские клошары.
Она так растерялась, что не поняла, шутит он или нет.
– Службы спасения приезжают к ним под мосты, – со знанием дела продолжал объяснять Юра, – работники обязательно садятся перед ними корточки, чтобы клошарам не казалось, что с ними на разговаривают свысока, и уговаривают сменить газеты на одеяла или отправиться в ночлежки, чтобы не замерзнуть. А гордые граждане Франции не хотят этого делать ни за что на свете и только еле-еле соглашаются выпить сладкий чай и взять пару булочек, запакованных в пластиковые пакеты.
– Откуда ты знаешь? – спросила Нина, а сама подумала, что недооценивала его ум и проницательность.
– В кино видел.
– Я приглашаю тебя по-дружески! – сказала она с сильным нажимом на последнее слово, чтобы он все-таки не заподозрил в ней одинокую бабенку, изо всех сил старающуюся заполучить к себе мужичка на ночь.
– Ясно, по-дружески! – Юра покрепче взял ее под руку. Она уже хотела рассердиться, но вспомнила, что...
– Я же не закрыла машину! Бежим!
Ее блестящая подруга – предмет искренней любви и забот – находилась на том же месте, где Нина ее оставила.
– Если бы ее украли, я бы себе не простила!
– Не простила бы, что пригласила меня?
Нина помолчала. Юра опять сел назад. Когда она его подвозила до метро (в последнее время довольно часто), он так и не садился никогда на переднее сиденье. Говорил, что не хочет нарушать сложившуюся традицию.
Они поехали. Оба вдруг опять замолчали. Наконец Нина заговорила первой:
– Знаешь, я ведь уже достаточно долго живу одна. И у меня были разочарования в жизни, в мужчинах. Машина – одна из моих лучших подруг.
– А их у тебя что, много?
Нина, как в уме ни перебирала, кроме Пульсатиллы, вспомнить никого не могла.
– Оказывается, что немного. Всего две – машина и Пульсатилла.
– Кто?
– Таня. Не удивляйся, Пульсатилла – ее прозвище. Еще со школы. Пульсатилла – полевой анемон. Цветок такой весенний. Танька на него очень похожа.
– Познакомишь?
– Посмотрим. А ты не боишься, что я буду ревновать?
– Кого? Меня?
– Тебя.
– Но ты же пригласила меня по-дружески?
Нина закусила губу.
– А, все равно!
– Ревнуй, пожалуйста, мне это приятно!
Она внимательно посмотрела в зеркало заднего вида, но не на дорогу, а на того, кто сидел на заднем сиденье. Юра положил обе руки на спинки передних сидений и просунул голову между подголовниками. Лицо его в темноте выглядело грязноватым, как у мальчишки, два часа бегавшего под сильным дождем, и почти таким же счастливым.
– Имей в виду, Пульсатилла – так же как и Лиза, – очень красивая женщина, – зачем-то сказала Нина.
