Ольга Карпович - Поцелуй осени
К Лике уже спешил усатый милиционер, делая на ходу размашистые знаки руками и грозно сдвигая брови:
— Вы по какому праву?.. Кто давал разрешение на допрос свидетелей?..
— Валим отсюда, — скомандовала Лика Саше.
И через минуту Сашин видавший виды дребезжащий «жигуль» уже несся по темным улицам осенней Москвы. Лика зябко запахнула на груди тонкое пальто, единственное, подходившее к проклятому вечернему платью, которое ее угораздило надеть именно в этот вечер, пошарила в плоской маленькой сумочке, извлекла на свет измятую сигаретную пачку, выругалась:
— Черт возьми, и как это все леди таскаются с этими конвертиками. Ни хрена в них не лезет.
Она закурила, выпустила в приоткрытое окно струйку белого дыма.
— Леди не таскают за собой кучу барахла. Обходятся надушенным носовым платочком, — хохотнул Сашка.
— Не знаю, как это им удается, — передернула плечами Лика. — Слава богу, мне до леди, как до луны пешком!
Они помолчали, глядя на убегающую под колеса темную в выбоинах ленту дороги. Слегка моросило, и по лобовому стеклу время от времени синхронно скользили дворники.
— Слушай-ка, а Ефременко — это как раз тот самый закадычный дружбан и бессменный компаньон Мальцева? — задумчиво спросила Лика, глядя в темноту.
— Кажется, да, — неопределенно ответил Саша. — А тебе-то это зачем?
— Занятно… — протянула Лика, выдыхая дым из ноздрей. — Занятно, что ему именно в этот вечер пришло в голову вручить преданной Любаше подарок для внучки. Потрясающее совпадение, а? Как считаешь?
Она метнула на Сашу исполненный проницательности взгляд. Тот усмехнулся в бороду:
— Тебе-то что? Или решила журналистское расследование замутить, а? Признавайся!
— А почему бы и нет? — воинственно отозвалась Лика. — А то наша доблестная милиция сам знаешь как работает. Можно голову дать на отсечение, что заказчика они не найдут. А для меня, опять же, новый неизведанный опыт, — улыбнулась она.
— Опасно… — скривил губы Саша. — Ввяжешься не в свое дело и получишь по кумполу ни за что.
— А мне, дружище, к опасностям не привыкать, я ж бывший военный корреспондент, — засмеялась Лика. — Да и бояться мне особо нечего. Ну дадут по кумполу, ну одной прекрасной журналисткой меньше, родина вряд ли от этого пострадает. А плакать по мне некому, это у тебя дома семеро по лавкам…
— Как знаешь, — добродушно отозвался Саша. — Я ж чую, если ты вбила себе что в голову, с тобой спорить бесполезно.
— Вот в этом ты прав, брат, в этом ты прав! — хлопнула его по плечу Лика.
И она действительно ввязалась в собственное расследование убийства Мальцева, сама не вполне себе отдавая отчет, зачем это нужно. Не то чтобы ей особенно дороги были детские воспоминания о гипнотизирующем темными глазами с экрана телевизора певце. И не так уж остро желалось наказать подлого убийцу. Просто почему-то уцепилась еще в тот, первый, день за слова рыдающей консьержки, задумалась, заинтересовалась. А затем, по верному выражению Саши, не могла уже добровольно бросить захватившее ее дело. Почти два месяца она, как натренированная ищейка, шла по следу. Каталась в область, на фабрику Мальцева и Ефременко, расспрашивала управляющего, беседовала со спонсорами, с рекламодателями и даже с простыми рабочими. Вызнавала, вынюхивала, собирала материал. Вскоре ей известно уже было обо всех разногласиях между совладельцами компании, о контракте с западной фирмой, который Ефременко очень хотел подписать, да только вот Мальцев, непонятно почему, уперся рогом. Пока что все складывалось как нельзя убедительнее: деловые партнеры не сошлись во мнениях, один сориентировался быстрее и решил дело простым испытанным способом: нет человека — нет проблемы.
На всякий случай она встретилась все же и с женой погибшего, немолодой холеной дамой, с которой Мальцев недавно отметил серебряную свадьбу, и с его последней любовницей, длинноногой зеленоглазой манекенщицей из модного модельного агентства. Жена явно о похождениях своего благоверного знала и всю жизнь смотрела на них сквозь пальцы — что поделаешь, звезда эстрады, лишь бы деньги в дом носил, а там пусть путается с кем хочет. Моделька же попросту моргала накрашенными глазами и заливалась серебристым смехом в ответ на любые вопросы. Нет, версию убийства из ревности, кажется, можно было отмести. А вот с закадычным другом Мальцева стоило разобраться более обстоятельно.
Ефременко объявился сам, позвонил ей, назначил встречу, попросил подъехать в его офис. Откуда только телефон раздобыл? Контора оказалась расположена в тихом дворике в одном из переулков неподалеку от Малой Бронной. Лика, ругаясь шепотом, пробиралась к недавно отремонтированному старинному особняку, перепрыгивая через подернувшиеся тонкой коркой льда лужи. Стояла уже середина ноября, над Москвой висели ранние грязно-серые сумерки. Окрестные дома подслеповато таращились на девушку тускло освещенными окнами. Во дворе офиса неопрятная черно-серая ворона деловито клевала на асфальте осыпавшиеся ягоды рябины. Она покосилась на Лику круглым блестящим глазом и угрожающе каркнула, словно предупреждая — не тронь, мое!
Ефременко вышел встречать ее на порог своего просторного, уставленного дорогой кожаной мебелью кабинета. Лике он, в общем, даже понравился — умные водянисто-серые глаза на худом усталом лице, глубокие складки у тонких сжатых губ, седой пушистый ежик на голове, со вкусом подобранный светло-серый костюм не имел ничего общего с аляповатой униформой современных хозяев жизни. Ни дать ни взять — серый кардинал зарождающегося бизнеса.
Он провел ее в кабинет, усадил в мягкое кресло, предложил кофе.
— Так, значит, вы и есть та отважная журналистка, которая собирается засадить меня в тюрьму за убийство лучшего друга? — Серые глаза быстро зыркнули на нее и тут же снова подернулись дымкой сдержанной доброжелательности.
— А Мальцев действительно был вашим лучшим другом? — с притворной скромностью склонила голову к плечу Лика.
Ефременко усмехнулся, посмотрел куда-то поверх ее головы.
— Мы ведь выросли в одном дворе, на Таганке… Вы не знали? Да, шпана московская… Голубей ловили на чердаках, загоняли на «птичке» по рублю… Потом судьба разметала, конечно. Вадьку — перед генсеком в Кремле выступать, меня — на лесоповал, сучки рубить…
— Так вы, значит, бывалый сиделец? — подняла брови Лика.
— А как же, — добродушно закивал Николай Иванович. — Любимая советская статья — экономические преступления. Можно сказать, повезло. В федеральном-то был по мокрому, шили двойное убийство. Да мусора, дурачье, доказать не смогли, я их, как шмар последних, по три рубля баночка купил.