Маша Царева - Силиконовые горы
– Да что с тобой?! – не выдержала я. – Ты болен?
– Алиса, почему ты мне соврала? – наконец торжественно спросил он.
– В смысле? – я насторожилась.
– Ты сказала, что едешь навестить родителей. А на самом деле ни у каких родителей ты не была. Потому что родители твои живут в Москве, на станции метро «Динамо».
Я чуть язык от удивления не проглотила – откуда он может знать?! Я никогда не называла родительских имен, никогда о них не упоминала, ничего ему о своем прошлом не рассказывала.
– Что ты так смотришь? – недобро усмехнулся он. – Конечно, фамилия у тебя распространенная, но в этом чертовом городе не так-то много Алис.
– Ты за мной следил? – изумилась я.
Пошлое поведение в духе шпионской семейной мелодрамы никак не увязывалось с надежностью, которую излучал весь его облик.
– Я хотел хоть что-нибудь о тебе узнать, – насупился он, – ты никогда не желала говорить о прошлом. Я живу с тобой и ничего о тебе не знаю.
– А разве прошлое – это так важно? – усмехнулась я. – Его же нет.
– Для меня – важно. Сначала я набрал твое имя в Интернете. Ничего. У меня есть знакомый на телефонной станции – он посоветовал вычислить твой номер. Я думал, что это бесполезно, ты ведь говорила, что не москвичка. Но каково же было мое удивление, когда выяснилось, что ты прописана в Москве! Сначала я решил, что это просто совпадение. Но потом позвонил твоим родителям… и все выяснилось.
– Ты звонил моим родителям?! Ты сошел с ума?!
– Между прочим, они милые люди. И очень о тебе волнуются. Я не знал, что живу с девушкой, которая не звонила своим родителям много лет.
У меня вдруг заломило в висках. Где-то я читала, что это признак слабохарактерности – отгораживаться от проблем физической болью.
– Я так не могу. Не могу жить с девушкой, которая ставит мне подножки.
До меня вдруг дошло: да это же проявление элементарной ревности! Классическое мужское чувство собственности. Железная логика: если женщина обманула, значит, у нее есть любовник.
– Да что ты взбеленился? – улыбнулась я. – Успокойся, у меня никого нет.
Он поднял на меня глаза, и только в тот момент я заметила, каким усталым выглядит его лицо.
– Знаю, – спокойно сказал он, – я нашел твоих подруг.
– Что? – протянула я. – Ты ведь даже не хотел с ними знакомиться!
– Тебя сдала твоя Наталья. Алиса, зачем ты это сделала? Тебе совсем не идет.
Я пожала плечами, прислушиваясь к себе и пытаясь как можно более честно сформулировать ответ на такое простое «зачем». В итоге призналась – и себе самой, и ему:
– От скуки. Паш, мне с тобой хорошо, но… Может быть, я не создана для жизни домохозяйки, может быть, мне не хватает острых впечатлений. Самым острым ощущением последнего месяца была курица карри, которую я приготовила по рецепту из кулинарной книги.
Он даже не улыбнулся – то был дурной знак. Обычно Павел отзывчиво реагировал на самые дурацкие проявления моего юмора.
– Я не смогу, – покачал головой он.
– Не сможешь что? Я больше не буду. Не буду тебе врать. Отвечу на любой твой вопрос. Это же новый уровень. Мы будем сами собой. Наташка права. То, что между нами было, – искусственное. Я стану самой собой. Тебе понравится.
– Искусственное? – переспросил он. – А теперь будет настоящее? Алиса, подойди ко мне.
Я с готовностью подала вперед, я думала, что он собирается меня обнять, но вместо этого Павел подвел меня к зеркалу.
– Значит, настоящее? Алиса, что ты видишь?
Я пожала плечами.
Девушка.
Красивая девушка.
Усталые глаза, чистая кожа, красные волосы, полные губы.
– Ты сама хотя бы один раз спросила себя: кто это? По чьему образу ты себя за такие бешеные деньги вылепила?
– Я кажусь тебе на кого-то похожей? – удивилась я.
– Да! – выкрикнул Павел так громко, что я вздрогнула. – На журнальную обложку! На рекламу блеска для губ! На шалашовку с подиума! На манекен из витрины! На куклу! На героиню компьютерного мультфильма! На кого угодно. Ни на кого. Алиса, ты отдала все свои деньги, чтобы стать никем. И даже сама этого не поняла.
А я-то думал…
* * *Понедельник, раннее утро, что-то около восьми.
В полуподвальном клубе было настолько темно, что испитые бледные лица засидевшихся до утра посетителей казались не такими уж помятыми. Я тоже была среди них – потерявших чувство времени и меры странников, винно-водочными волнами прибитых к необитаемому берегу сомнительного бара.
Справа от меня некто, давно не брившийся, дремал над поллитровой кружкой «Гиннеса». Слева местная проститутка в сетчатых колготах, сквозь которые просвечивала синюшная, как у освежеванной старой курицы, плоть, негнущимися пальцами пересчитывала купюры. У нее был до того стеклянный взгляд, что, боюсь, одним алкоголем здесь не обошлось.
У меня была своя причина находиться на этом островке неудачников вместо того, чтобы лежать под одеялом с намазанным жирным кремом лицом.
Мужчина выгнал меня из дому.
Даже не совсем так.
Мужчина, которого я считала своим, выгнал меня из дому, который я тоже считала своим.
И такое происходит со мной уже во второй раз.
Я вспомнила, как это было с Георгием, – впервые осознать, что его ключ больше не повернется в дверном замке. Что я больше не имею неограниченных прав на его голос в телефонной трубке. Что если мы случайно и встретимся, то все, что между нами будет, – это вежливое «Как дела?». От непрекращающегося процесса слезоизлияния я стала похожа на азиатку.
А сейчас…
Третий час сидя над заказанным из вежливости коктейлем, я не собиралась выть от тоски. Не было ни ледяных мурашек, бегающих наперегонки вдоль позвоночника, ни сдерживаемых слез, грозящих вот-вот прорвать плотину видимого спокойствия.
Почему так: когда я была с Георгием, мое сердце походило на медленно распускающийся лотос, а сейчас скорее на пористый оладушек домашнего приготовления.
Тепло ночных объятий, незнакомое чувство нужности кому-то и… скука смертная в качестве сопутствующего товара.
Мне нравилось в одеяльной пещерке чувствовать чужое тепло. Мне нравилось, что у него большие руки. И секс – домашний, нежный, уютный, как деревенское парное молоко, – это мне тоже нравилось.
Как будто я примерила на себя чужую кожу и с удивлением поняла, что в оболочке примерной домохозяйки тоже можно жить. Девочка-панк, девочка-протест, девочка, вслед которой смачно плюются бабки. Девочка, которая пассерует лук под благостные напевы Джей Ло – для полной идиллии не хватает только кухонного фартука в красно-белую клетку. Погружение в переслащенный сироп полной одомашненности.
Я не знала, почему мне стоит переживать – потому что я позволила втянуть себя в искусственный мирок чужой идиллии или потому что позволила разрушить ее одним движением руки? Девушка с искусственной внешностью, ловящая искусственный кайф в искусственном раю… Когда я стала такой, почему, с какой стати вся моя жизнь пошла наперекосяк?
