Отблеск миражей в твоих глазах - De Ojos Verdes
Пока эти неугомонные женщины не взялись за приготовления всерьез, я разочаровала их, поведав, что Барс сюда ни за что не сунется, гордая сволочь. Еще раз прошлась по причинам нашего тайного бракосочетания, напомнила о его отношениях с родным дедом.
К счастью, масштабная операция в их головах на этом оборвалась.
Но они, безусловно, не свыклись с тем, что я вот так выскочила замуж. Где это видано! Что за молодежь пошла!
Ну эти две мадам хоть выплескивали эмоции, а дедушка — молчал. И предпочитал вариться в переживаниях один.
— Ты со мной теперь совсем-совсем не будешь разговаривать, да? — спрашиваю тихо, напоминая о своем присутствии, потому что мы сидим в тишине уже добрых минут десять. — Больше не приезжать домой?
Наблюдаю, как складывает губы в строгую тонкую линию, хмурит густые брови. Злится. Но не поддается моей провокации.
Резко встаю и огибаю стол. Порывисто обнимаю мужские плечи и прижимаюсь щекой к его морщинистой щеке. Дедушка напрягается. Я вздыхаю, уколовшись о тоску воспоминаний.
Мой суровый грозный дедуля, серьезный и мудрый. Всем кажется, что он — скала. Почти бесчувственная. А я помню, как эта скала возилась со мной, оберегала. Даже больше, чем женщины в нашем доме.
— Барс хороший, дедушка, — шепчу немного инфантильно. — На тебя похож.
Получаю красноречивое фырканье и смеюсь, не отлипая от него. А потом меня несет каким-то интуитивным потоком:
— Он умный, сильный, ответственный. Учится, подрабатывает в нескольких местах. Набивает руку, чтобы сразу после получения диплома с головой войти в профессию. Ты не представляешь, как его уважают, хвалят коллеги, я была на корпоративе. Барс меня защищает. Заботится. Сам покупает продукты, всё оплачивает. Даже, представь, в быту очень аккуратный. Мне с ним комфортно, — перевожу дыхание, целую дедушку в висок и ладонью провожу по лицу, заставляя посмотреть себе в глаза. — Он сложный. Но ты ведь знаешь, почему. И знаешь, что я тоже не подарок. Я виновата, признаю. И сожалею, что всё вышло неправильно в вашем представлении, вы бы хотели для меня красивого торжества с соблюдением традиций. А мы взяли и отчудили. Просто поверь мне. Пожалуйста. Я в надежных руках. Это ведь самое главное?
И я, черт возьми, ни одним словом не слукавила!..
Хочется добавить, что не стоит судить Барса по прошлым поступкам. Но прикусываю язык. Прошлые поступки — это я и он в машине у дома. Разочарование дедушки и попытка защитить меня. Как тут открыть правду, что рыжая девчонка на коленях Таривердиева — его любимая внучка?..
— Если бы я не был весь седой, с тобой поседел бы за раз, — ворчливо вздыхает вдруг этот строгий мужчина. — Эх, репка…
— Но и до меня хорошенько постарались, поэтому я твоей цветной шевелюры уже не застала, — отшучиваюсь грустно и уже вовсю лезу обниматься.
Плакать охота. Сдерживаюсь, не лить же слезы перед ним.
Мне так жаль, что эта большая сильная скала прошла такой тяжелый жизненный путь, и я добавляю ему испытаний. Но, наверное, без этого никак. Мы же все для чего-то даны друг другу.
— Ладно, поехали пробовать чего там твоя бабка наготовила…
Проворно встает, и не скажешь, что человеку под семьдесят. Улыбаюсь, глядя на него с гордостью. Обожаю.
С этого вечера атмосфера в доме налаживается, дедушка постепенно выходит из хандры, общается, становится прежним.
Я закрываю сессию и со счастливой спокойной душой отправляюсь в Москву, получая напутствий целый вагон и маленькую тележку. Подозреваю, что контроль родных теперь усилится, а не ослабнет, что было бы логичнее. Поводов больше. И я не буду противиться их вниманию…
Хорошее настроение скатывается в бездну, когда на следующий день после приезда я вижу перевод крупной суммы… от Барса. Дожидаюсь его, вылавливаю на кухне и недобро интересуюсь:
— И что это значит? Я же сказала, что не приму денег!
— Расслабься. Это дед тебе прислал, — пьет воду, отмахиваясь от меня, словно от назойливой мухи.
— Тем более ничего не понимаю! — цежу, заводясь от его невозмутимости.
— Что тут понимать? Трать и наслаждайся.
Когда Таривердиев идет к выходу, я бросаюсь следом и дергаю на себя мужской локоть:
— Да объясни ты по-человечески!
А стоит ему развернуться, застываю в оцепенении. Потому что глаза у него горят бешенством — не под стать внешнему равнодушию. Щурится и наступает, нависая грозной глыбой.
— Объясняю, раз ты у нас слабо догоняешь… — ток стреляет по позвоночнику от чеканного тона. — Третий год никак не контактировал с дедом, а тут получил щедрый перевод. Был уверен, что ошибка. Выслал обратно. Но перевод повторился. Пришлось звонить, выяснять. А когда я отказался, мне сухо кинули, что деньги — для моей жены, чтоб ни в чем не нуждалась, а то надежды на меня мало, бедняжку не потяну… Подозреваю, что ты мило пообщалась с моими родственниками, они, кажется, не могут нарадоваться новости.
Прикладываю пальцы к губам в неконтролируемом жесте. Я будто стремлюсь закрыться от него. Такого холодного и жестокого.
Лично я с его дедом не общалась, как он выразился. А вот бабушку к нам в гости всё же получилось заманить один раз. Ей и рассказали о ситуации. Бедная женщина прожила шок, расплакалась. Больно было слушать, как она скучает по внуку.
— Барс, — мой голос дрожит от эмоций. — То есть, твой дедушка сделал первый шаг, чтобы с тобой помириться, а ты… Ты… Ты, блин, нормальный?
Его лицо вытягивается от неожиданности. Барс мрачнеет и склоняется еще ближе, дыша на меня огнем. Жгучие глаза теперь не просто опаляют, а прожигают насквозь.
— О нормальности мне ты будешь говорить? Учить и наставлять меня ты будешь? Бывшая н…
И затыкается. Моргает напряженно. Такое впечатление, что сам не может поверить в то, что прокололся.
— Договори, — подначиваю и тоже делаю шаг вперед, задирая подбородок. — Ну!
Молчит. Только желваки ходуном ходят.
— Бывшая наркоманка? — подсказываю, горько ухмыляясь.
Между нами расстояние от силы сантиметров двадцать. Дыхание смешивается. Пространство пропитывается обоюдной яростью. Зрительный контакт жесткий и болезненный — режем друг друга без ножа, столько претензий невысказанных.
— Уверен, что бывшая? — провоцирую шепотом.
Ведет головой в сторону, пытается совладать с собой. Стремительно отстраняется. Просто разворачивается и покидает кухню. А я бросаю ему в спину:
— Я только не могу понять, как это влияет на тот факт, что
