Твое сердце – лед - Аманда Вин
Они об этом не догадаются.
Начинаю кататься. Первый прыжок, второй, боль в ноге усиливается. Кажется, ещё чуть-чуть, и я не выдержу, остановлюсь и уеду прочь, а ведь останавливаться нельзя. Не хочу нового скандала с Кирой Викторовной.
Я проезжаю дальше, делаю последний круг, пропускаю несколько сложных элементов, чтобы облегчить боль в ноге, и делаю последний прыжок.
Приземляюсь я не на ногу, а на спину. Сама не знаю, как так получилось. Я никогда не падала на спину…
Музыка сразу прекращается, а я все лежу и смотрю на крышу стадиона.
Ко мне подбегают люди. Не сразу понимаю – врачи. Они кладут меня на носилки, спрашивают у меня что-то. А я как будто в каком-то долгом сне, не понимаю, что происходит.
Только когда меня уже везут в больницу, я осознаю, что не чувствую никакой боли в ноге, у меня вообще ничего не болит, это меня пугает. Я не чувствую своих ног, как будто у меня их нет.
Глава 56
Катя
Через несколько недель
На прошлой неделе меня доставили в Москву. Честно говоря, мне больше нравилось в Пекине.
Во-первых, там как будто другая атмосфера в больнице, никто мне не сочувствует, все ходят с одинаковыми лицами. А тут все угрюмые. Смотрят на меня и морщат лоб, некоторые медсестры так и вздыхают: «Эх, как же так! Второе место, и упасть на показательных выступлениях». Я делаю вид, что не слышу, но меня они жутко бесят!
Есть ещё одна причина, почему мне не нравится возвращение на родину: здесь все мои знакомые, друзья, и они без конца ко мне ходят! Как будто считают нужным ко мне прийти, иначе что-то случится.
А меня тошнит. Хочется прогнать их всех, но я так не могу. Будет слишком жестоко… Хотя должна ли я об этом сейчас думать?
Вот моя мама постоянно рядом со мной. Но она ещё и в Пекин прилетела. Там она постоянно плакала, а тут старается «держать лицо». Это все из-за московского чудо-врача, который пообещал мне, что после операции смогу чуть ли не на лёд снова встать… Ага.
Я про себя усмехнулась. Кому нужен этот лёд теперь?
Вот такой парадокс. На Олимпиаде для меня это была целая трагедия – второе место, и жизнь подкинула мне проблему «посерьезней». Теперь единственный вопрос в голове – смогу ли я снова начать ходить… Я стараюсь поменьше об этом думать. Утешаю себя тем, что ни один врач не сказал категоричное «нет». Обычно они ведь говорят?
Вздыхаю и сто первый раз за день думаю: я такая неудачница. Какая же я неудачница…
Начинаются приёмные часы. Первая ко мне приходит Амелия.
Она улыбается, но я вижу в глазах у неё страх и слёзы. Знаю, что она переживает за меня и не может это скрыть, как бы ни пыталась.
Подруга садится рядом и начинает рассказывать своим веселым голосом:
– Ты представляешь, мои родители с ума сошли, мама собралась родить мне брата…
Она долго говорит разную чепуху про свою семью, и я делаю вид, что мне интересно. В конце концов, она доходит до Булата.
Амелия сказала ему накануне выступления о том, что они переписывались, он был сильно поражён. Был уверен, что переписывался с какой-то серой мышью. Теперь они встречаются, и он каждый день просит у неё прощения. А шоу они не выиграли, конечно… Но ничуть не расстроились.
– Булат меня пригласил на концерт! Достал билеты моей любимой группы!
Я пытаюсь улыбнуться и сказать Амелии: «Ты уже говорила». Но я молчу. Не хочу ничего говорить. Как будто мне надо беречь силы.
Амелия уходит.
Приходит мой «папа», спрашивает, как дела, а затем начинает больше беседовать с мамой, чем со мной. И я ему благодарна. Не хочу ни с кем общаться… Кажется, Константин это чувствует.
А потом неожиданная встреча. Ко мне в палату заходит Ваня, сын тренера.
Вслух говорю:
– Я же просила никого не пропускать, кроме Амелии.
Ваня лишь пожимает плечами и садится рядом.
Я уже знаю, что ко мне пытался пройти Максим, но я категорически сказала, что не хочу его видеть. Зачем мне его дурацкое сочувствие? Нет, только не сейчас, не в таком состоянии. В общем, не хочу его видеть…
Я смотрю во все глаза на Ваню и не понимаю, что он здесь забыл.
– Как ты прошел? – ещё раз спрашиваю я.
Он молчит и смотрит на меня. Не скажу, что грустно, но и не улыбается, как обычно. Наконец, говорит:
– Ты извини, но я знал, что этим все закончится.
– Если ты пришёл читать мне нотации, то лучше уходи! – злюсь я.
После травмы прошло всего две недели, но кажется, что характер у меня за это время сильно поменялся. Раньше я боялась грубить людям, теперь мне всё равно, как-то по фигу, что обо мне подумают. Говорю в лицо все, что не нравится.
Я сейчас не в таком состоянии, чтобы думать ещё и о чужих чувствах.
– Я вовсе не пришёл тебе читать нотации, просто хотел спросить о моей маме.
– А что о ней спрашивать?
– Она к тебе приходит?
– Пока мы были за границей, она часто бывала…
– Потому что там все на камеру, – перебивает меня Иван.
После паузы добавляет:
– Она уже делала так один раз.
– О чем ты говоришь?
– Помнишь, я рассказывал тебе о друге, который получил серьезную травму. Она один раз пришла к нему в больницу, и всё, заменила его другим, забыла о его существовании.
– Зачем ты сейчас мне все это рассказываешь? Открою тебе секрет, я была бы вообще не в восторге от ее общества. Не нужна она мне тут. И ты тоже!
– Катя! Очень грубо! – восклицает моя мама.
Я машу на неё рукой.
– Я пришёл тебе это сказать, чтобы… чтобы ты после того, как восстановишься, не возвращалась в спорт, а я верю, что ты восстановишься! Даже сейчас смотрю на тебя, ты намного лучше выглядишь, чем мой друг тогда… после травмы.
– Вот уж спасибо.
– Нет, я серьёзно. Ему никакой операции не собирались делать, а тебе вот собираются. Вся страна о тебе говорит… Когда узнали, что ты каталась с переломом, Орлова, наверное, пожалела, что выиграла… Тебя называют народной чемпионкой. Так что крепись! Но не думай никогда возвращаться в этот спорт. Он калечит и ничего не дает. Обещай!
– Знаешь, как-нибудь без тебя разберусь! – снова грублю я.
Конечно,
