Развод. После… - Дарья Белова
– Помнишь, когда ты мне ее принесла?
– Здесь была твоя семья.
– Не знаю, как именно Ксения поняла, что в папке, которую ты держала в руках, но на следующий день она пришла ко мне. За ней не следил, и она могла пробраться в кабинет и скопировать.
– Про компромат она узнала от меня. Я, – запинаюсь, так дерьмово себя еще не чувствовала, – хотела, чтобы она помогла избавиться от тебя, когда мы встретились на мероприятии. Я проболталась, что на каждого человека найдется компромат. И сказала про папки. Но я их не показывала. Клянусь.
Резко подскакиваю со стула. Мне важно, чтобы Макс поверил мне. Так важно, что задыхаться начинаю от потока слов.
– Ляль, несложно в голове сложить два плюс два. А Ксения всегда была хитрой и догадливой.
– И что будешь делать?
– Ну, она моя сестра. Только в нашем доме ее видеть я больше не желаю.
Киваю в знак согласия, и повисает недолгое молчание.
– А что ждет нас? – тихо спрашиваю.
Пальцами цепляю край рукава и оттягиваю его. Сейчас мне становится зябко.
Ответа жду целую вечность.
– Что нас ждет… Ты моя жизнь, Ляль.
Стук сердца проносится во всем теле, я сама превращаюсь в один долгий гулкий стук. Биение сильное, болючее, сковывающее.
Никогда не думала, что такие простые слова могут резать и одновременно приносить удовольствие.
Восторженно смотрю в глаза мужа, наполненные пудровой нежностью, на его губы, которые дарили внеземное наслаждение, на темно-русые волосы, что сейчас коротко подстрижены, и понимаю – он тоже моя жизнь.
Почему, чтобы понять эти истины, мы вынуждены были сначала уничтожить друг друга и причинить столько боли? Неужели нужно учиться оберегать чувства близкого человека?
Я не успеваю открыть рот, чтобы все это сказать мужу. Такие важные слова, вылетающие с опозданием.
– Слушаю? – обеспокоенно спрашивает Макс, ответив на звонок.
Молчание тонет в его диком частом дыхании. Я по выражению его глаз понимаю, что-то случилось.
– Я понял. Сейчас приеду.
Кладет трубку и смотрит немигающим взглядом куда-то в… пропасть.
– Что случилось?
– У отца инфаркт. Он в больнице, – ровно говорит, когда я чувствую, как Макс сейчас переваривает информацию, – прости, Оль. Мне нужно поехать.
Меня колотит едва ли не хлеще Кречетова. Не знаю, что говорят в таких ситуациях и как себя ведут. Но одно я знаю точно, оставить Макса я не могу.
– Едем вместе. Ты знаешь, в какой он больнице?
Кивает.
– Иди одевайся, а я сейчас вызову нам такси. В таком состоянии я не пущу тебя за руль.
глава 37
Оля.
В больницу забегаем. Макса догнать не могу.
Мы узнаем всю нужную информацию о нахождении отца Макса и поднимаемся на этаж в кардиологию.
Муж уходит искать кабинет врача, а я, замедлив ход, останавливаюсь. Мама мужа – Елизавета Павловна – сидит на скамейке, откинувшись на спинку, и смотрит в одну точку. Не могу продолжать скользить за Максом тенью, когда Елизавета сидит в таком состоянии. Одна.
Поправив сумку на плече, присаживаюсь рядом.
Тишина в коридоре такая, что дышать боишься, чтобы ее не нарушить. Любой шорох одежды расщепит пространство на тысячи острых осколков, которые вонзятся в важные артерии.
Ксении нигде не видно, хотя последнее, что бы мне сейчас хотелось, это выяснять с ней отношения.
Елизавета Павловна сидит и слегка раскачивается. Глаза красные, без косметики, отчего припухлость под глазами более отчетлива. Губы искусаны. Не представляю, что переживает эта женщина.
– Значит, ты опять с моим сыном? – скрипит не своим голосом. Даже пугает, и я неосознанно дергаюсь.
Да, это не время и не место для такого разговора. Мы не знаем, что произошло с отцом Макса. Общее горе должно же как-то сплотить? А я и правда считаю это общей проблемой и трагедией, как бы старшая Кречетова ко мне ни относилась.
– Почему у нас не получились нормальные отношения? – игнорируя ее вопрос, задаю свой.
Не собираюсь говорить, что я идеальная невестка, но я люблю Макса. Ее сын выбрал меня. И мы правда были счастливы.
– Когда любишь, не ломаешь, а чинишь, – еще более скрипуче и хрипло произносит, вкладывая всю боль и печаль.
Избитая фраза, которая заставляет поморщиться. Отворачиваюсь в тот момент, чтобы лишний раз не провоцировать. А потом я задумываюсь: может, и в ее супружеской жизни не все гладко было? Но как-то прожили они вместе с Виктором Ивановичем столько лет!
– А что, если на тот момент, мы просто не могли уже быть вместе?
– Значит, это не любовь, – упрямо говорит твердым голосом.
Я замолкаю. Спорить сейчас бессмысленно, да и у каждого в любом случае своя правда.
– Мне жаль, что это случилось с вашим мужем, – искренне говорю.
Сложно понять, что сейчас испытывает Елизавета. Я, например, даже прожив в четверо меньше с Максом, чем его родители, не могу вообразить, что со мной произойдет, если с мужем что-то случится. Это же… будет конец.
А свекровь сидит, аккуратно вытирает вновь скатившиеся слезы и… ждет врача. Вот так смиренно, не обивая пороги. Я бы сошла с ума, разнесла бы всех и вся, но… это я.
Елизавета думает и действует по-другому. Потому что мы разные. Возможно, осознав это, мы не ругались бы и не спорили до потери пульса раньше.
– Я видела внизу аппарат с кофе. Вам принести? – медленно поднимаюсь и вопросительно смотрю на женщину.
Кречетова не ожидала участия с моей стороны. И это минус. Мне. Точнее, той Оле, которая так и не смогла найти общий язык с родителями любимого человека.
– Если можно.
–
