Солнечные пятна - Тори Ру
Бледное и тусклое солнце еле теплыми ладонями трогает опухшее от слез лицо, непривычно холодный и ставший вдруг слишком просторным диван мучительно скрипит под онемевшей спиной. Открываю глаза, нашариваю телефон, щурясь, смотрю на время. Шесть тридцать, до полудня я должна успеть к четырем клиентам. Вселенные, перекочевавшие на стену из воображения Че, приковывают взгляд и утягивают мысли в хаос. Бессмысленно пялюсь на яркие звезды и туманности, на поникшие цветы на столе, снова собираюсь плакать, трясу головой. Вчерашний вечер не был дурным сном. Душа в агонии. В полночь наступит Новый год.
Натянув привычную упрямую улыбку, застегиваю у горла пуховик, поправляю полосатую шапку — раньше каждое утро этим ритуалом заведовал Че — и выхожу на мороз. Последнее солнце уходящего года, преломляясь в мириадах укрывших землю снежинок, беспощадно слепит глаза. Почти на ощупь бреду к остановке и в каждом проходящем мимо парне в безумной надежде пытаюсь разглядеть Че… Куда там. Все они и рядом с ним не стояли.
В квартирах пахнет хвоей, мандаринами, вареной свеклой и свеженарезанной колбасой, искрятся огнями елки, из динамиков звучат записанные еще летом, в эпицентре страшной жары, поздравления известных артистов и незатейливые мелодии из советских комедий.
Дыра в груди немеет и пульсирует, но саднящие мозоли, выступившие под холодным металлом ножниц, разъедающая слизистые оболочки вонь краски для волос, поток воздуха из жужжащего фена отвлекают меня от безрадостного настоящего.
Осознание возвращается лишь по дороге домой. Че больше нет в моем убогом жилище, в моем мире. Все, что ждет впереди — пустая гостиная, умирающая в одиночестве сосна, чужое веселье и тупая, уничтожающая боль. Ощущение правильности и гордости, в детстве распиравшее грудь после того, как я вернула кошелек, отчего-то не приходит. Пустяки. Оно придет.
Я стараюсь не думать, где сейчас Че и чем занят, стараюсь не надеяться и не ждать, но вибрация в кармане все равно заставляет вздрогнуть и выронить телефон из дрожащих пальцев прямо на грязный пол старого трамвая. Разочарование выбивает из легких весь воздух — входящий с неизвестного номера. Это Ви.
— Алло? — вылезая с вновь обретенным телефоном из-под сиденья и прочистив горло, бодро отвечаю я.
— С наступающим, Солнышко! — звенит знакомый голос. — Надеюсь, у тебя нет на вечер планов?
— Нет. Какие у меня могут быть планы? — пытаюсь выдать радость, но тон получается бесцветным.
— Ох, здорово! Приходи к нам, давай встретим Новый год вместе, как раньше! — Ви счастливо смеется, а я грызу истерзанную губу.
Я устала и остро чувствую потребность начать новый год с чистого листа, а все несбывшееся оставить в прошлом. Рассказать Ви обо всем, очистить совесть и душу и, даже если она не простит, попытаться жить дальше — вот что я должна была сделать еще тогда, в пылающем июле, но не смогла. Я признаюсь ей во всем сегодня и перестану пугаться собственной тени.
Моя уверенность в правильности принятого решения крепнет, когда Ви, сшибая с трюмо расчески и флаконы многочисленных дорогих духов, бросается мне на шею и душит в объятиях прямо в прихожей.
— Как здорово, Солнышко! Как же я по этому скучала! — вопит она, перекрывая кислород и частично обзор на впустившего меня человека.
— Привет, Танюша! С наступающим! — Настороженный взгляд тети Анжелы обдает холодом, предостерегает, предупреждает о том, чего делать нельзя… Искусственная радушная улыбка дает понять: стоит мне выполнить это условие, и здесь мне будут бесконечно рады. Я прикусываю язык.
— Жаль, что вчера ты так быстро смылась! — Ви подталкивает меня в глубину квартиры, где за дверью из матового стекла притаилась ее комната. — Вечно у тебя куча проблем, из-за которых мы не можем нормально потусить! Хорошо, что сегодня вечером ты смогла забить на них!
Растерянно замираю на пороге: с ушедшего лета на пыльных полках нетронутыми скучают куклы в ярких платьях, грустные люди с плакатов, давно утратившие статус кумиров, взирают со стен… Опускаюсь на стул у трюмо.
— Да, Ви, все уже разрешилось. Теперь рассказывай, чем сегодня займемся? — улыбаюсь я.
— Ты плакала? — невпопад спрашивает Ви, усаживаясь на кровать напротив и шаря по мне настороженным взглядом.
— Это из-за мороза! — мотаю головой. — Праздник! Какие могут быть слезы?
— Солнышко, мне не нравится твой макияж. Хочешь, я сделаю тебе нормальный? — Она подпрыгивает и тянется к сумочке, висящей на спинке стула.
— Нет! — вскрикиваю, но приклеенная улыбка продолжает сиять. Главное — не дать повода.
— Как знаешь! — Ви обиженно поджимает губу, хлопает ресницами, раздумывает, что предпринять дальше, и по спине пробегает озноб. К счастью, она выдыхает, проводит ладонями по обтянутым дизайнерскими джинсами коленям и заговорщицки шепчет: — Мама заказала кучу своей сверхполезной еды на вечер… В общем, мрак! Слава богу, у меня тут припрятано шампанское! Но все это потом. Пока же ты должна меня прикрыть, Солнышко!
Превозмогаю кошмарное дежавю и, уповая на здравый смысл Ви, уточняю как можно беззаботнее:
— Что опять случилось?
— Че… — От упоминания о нем кровь приливает к моим щекам, голос Ви почти теряется в частых ударах взбесившегося пульса. — Я звонила ему сегодня. Хочу встретиться. Раз уж он здесь и из моей благородной затеи ничего не вышло, возможно, у нас получится начать все сначала? Как думаешь, Солнышко?
Ви тараторит, в черных глазах оживает хорошо знакомая мне надежда. Сглатываю горький ком, пожимаю плечами. Что я понимаю в чужой сказке?
— Не знаю, Ви. Мне нечего сказать…
— С ним я была счастлива… — мечтательно продолжает Ви, но мрачнеет и вздыхает с сожалением: — Оправдываться перед ним за свое подлое поведение глупо, надеюсь лишь, что он меня все еще любит. И простит.