И сердце на куски (СИ) - Князева Марина

- Просто не от Ваньки.

Клим был моей болью, любовью и тайной. И что бы между нами ни произошло, его имя в тот момент ничего бы не изменило. Так что я приняла решение молчать об отце моего ребенка, чтобы ни случилось. Ну, по крайней мере, пока все не устаканится.

Мама долго изучала меня, а потом молча заплакала. Поджав обиженно губы, он встала и ушла к газовой плите, давая понять, что разговор окончен и меня уже мысленно осудили, четвертовали и возможно даже отказались.

Сил спорить не было. Меня теперь ждала куча новых дел, хаотичных мыслей и два сложных разговора с отцом и Ванькой, к которым следовало подготовиться морально.

И не зря.

Ад. Так я могу описать свою жизнь после более-менее нормального разговора с мамой.

Когда вечером отец узнал, что это не Ванькин ребенок, он просто отвернулся от меня и ушел в другую комнату. Я разочаровала его. Он поддерживал меня, а я разочаровала. И это его молчание, оно было больнее всего. Лучше бы он накричал на меня. Сказал бы много обидных слов. Я бы пережила. А так пришлось тоже уйти в свою комнату и снова заливаться слезами. Потому что к боли прибавился еще и страх. Я осталась одна и совершенно не знала, что мне делать.

Молчаливое противостояние длилось целую неделю. Я понимала, что эта новость должна была быть радостной. Ведь не каждый день родители становятся бабушкой и дедушкой. Но обстоятельства сложились так, что моя беременность мало кому принесла радость.

Кроме меня. Немного привыкнув к своему новому состоянию, я четко осознала, что чтобы ни происходило в этой жизни со мной, я была рада этому ребенку и очень хотела, чтобы он родился. И я выстою перед любой бурей, чего бы мне это ни стоило.

- Ты куда? – спросила мама, когда я накинула куртку и собралась покинуть квартиру.

Они с отцом сидели на кухне и оба пристально изучали меня. Я записалась на прием к гинекологу. И пропускать этот поход не собиралась. Потому что последнее время не очень хорошо себя чувствовала.

- В больницу, – буркнула я в ответ и хлопнула дверью, оставив их без объяснений.

Не дождавшись лифт, спустилась по лестнице и тут же внизу была перехвачена отцом. Воспользовавшись приехавшим лифтом, он даже обогнал меня на несколько секунд:

- Янка! Ты чего удумала? – в его глазах плескалась тревога, а моих непонимание. – Ты на нас с матерью не смотри! Дурные мы! Но зла тебе не желаем! Ребеночка твоего вырастим и поднимем! Не бери грех на душу!

До меня дошел смысл его слов. Он решил, что я поехала на аборт. Но это было неважно. Я услышала те самые слова, которые ждала. Мне нужна была их поддержка как воздух. Ну, и я снова разрыдалась. Это у меня уже вошло в привычку. Так что ничего удивительного.

Отец обнял меня и крепко прижал к себе, а я, уткнувшись в его грудь, наконец-то расслабленно выдохнула и запричитала:

- Пап! Мне так страшно! Очень-очень! Я совсем одна… Если вы меня бросите, я не справляюсь… Пааап… Ну, простите меня… Я не сумела по-другому…

- Ну-ка тише! Тебе нельзя так волноваться! Это мы дураки! Ты же наша одна-единственная! И в обиду тебя не дадим никому! Ты меня тоже прости… Просто я запутался в вашей Санта-Барбаре…Но от тебя никогда не откажусь…

- Санта-Барбаре? – шмыгнула я носом удивленно.

- Ой, не спрашивай… Сериал такой был раньше…

Мне стало так смешно и спокойно. Только в этих крепких медвежьих объятиях я поняла, как мне было страшно до этого.

- Я на прием к врачу еду. И на узи. Мне витамины надо пить и анализы, наверное, сдать.

- Я отвезу тебя, – предложил папа и я согласилась.

А вечером уже мама рыдала, сидя рядом со мной на диване, и вымаливала прощение. Я ее уже сто раз простила. Но она не могла остановиться, словно заведенная:

- Кровиночка моя! Прости меня! Прости… Я так за тебя переживаю… Что места не нахожу… Я просто, как мама, хочу, чтобы ты была счастлива… И думала, что Ванька, – он хороший!

- Мам, он и вправду хороший, но не для меня! Не мой он, понимаешь?

- Да понимаю… Прости меня, Яночка! Прости… Прикипела я к нему… Вот и думала, что погорячились оба… Да и жалко мне его… И тебя жалко…

- Конечно, погорячились, когда решили свадьбу сыграть!

Мама лишь тяжело вздохнула и снова заплакала.

Папа тоже тяжело вздохнул и вышел. Мы остались одни и еще долго разговаривали с мамой. Постепенно лед между нами таял, и я начала видеть ее прежнюю. Конечно, вот так сразу я не смогла открыть всю душу нараспашку, но позже, когда родится мой ребенок, когда я успокоюсь и пойму, что все немного устаканилось, я все им расскажу. Про то, как встретила самого плохого парня на свете, как влюбилась в него и как дышать без него не могла. И про нас с Ванькой все расскажу. Про его любовь, про свою, про Ленкину. Но это все позже. А пока у меня предстоял разговор с моим пока что еще мужем.

- Ты точно решила развестись со мной?

- Да, – я старалась быть хладнокровной.

Минуту назад мы с папой приехали в больницу. Папа остался в коридоре, а я застала в палате Смирнову, которая похоже сменила меня на посту. Судя по довольным лицам у этих двоих все было хорошо. И я не понимала, почему Смоленцев упирается и не хочет со мной разводиться до своего отъезда. Нас, конечно, разведут, но нужно было срочно. Я, как можно скорее, хотела забыть все, что произошло и настроиться на лучшее. Пока Смоленцев и Смирнова были в моей жизни, надеяться на лучшее не приходилось.

Ванька кивнул Ленке, чтобы она вышла, и та, не глядя мне в глаза, покорно просеменила к выходу.

- Мы сможем это пережить. Со временем. У нас будет самая счастливая семья. Я обещаю! – настаивал Ванька, а я смотрела на него так, словно он был под наркотой.

- Ты издеваешься? У тебя тут Смирнова практически живет!

- Ты меня бросила!

- Ты спал с ней!

Ему было нечего возразить, но он упорно продолжал отказываться от развода со мной. Через три дня, если Ванька не явится на процесс, нам дадут еще время на размышление. А я этого не хотела. Но вдруг отчетливо поняла, что дата развода уже не имеет никакого значения. Я все равно больше не вернусь к Смоленцеву. И не потому, что меня предали или я обижена. Пора посмотреть правде в глаза. Я просто не люблю Ваньку и обрекать нас обоих на дальнейшие мучения, просто нет смысла.

Только Ванька этого не понимал. Он и правда зациклился на мне и своей идее фикс. И проходу мне не давал. Я был уверена, что как только встанет на ноги, он будет меня донимать с маниакальной регулярностью. Поэтому мое решение было осознанным и самым правильным в тот момент.

- Я беременна, Вань. Отпусти меня.

Ванька ошарашенно рассмеялся:

- Ты что?

- Беременна.

- Этого не может быть.

- Это правда.

- И отец не я?

- Верно.

В наступившей тишине было слышно, как тикают часы на стене.

Смоленцев не шевелился. Он, прищурившись, изучал меня. Смотрел и как будто не узнавал. А потом его взгляд прояснился и стал таким холодным, что казалось, будто температура в палате упала на несколько градусов.

Я испугалась до ужаса. Потому что не ожидала, что он заорет так, словно его режут без наркоза:

- Шлююхааа!!!!! Янаа!!!!! Ты подлая шлюююхааа!!!!!

Если бы не папа, который тут же вбежал к нам и подхватил меня под руки, я бы упала. От страха. От неожиданности.

- Какая же ты дрянь, Яна, – уже шептал, словно в бреду, Смоленцев. – Я ради тебя готов был горы свернуть, а ты трахалась с кем-то за моей спиной! Маленькая подлая шлюшка!

Усадив меня на стул, папа вернулся и вцепившись в футболку Ваньки, приподнял его на кровати и зашипел:

- Еще слово, щенок, и я не посмотрю, что ты не ходишь! Я тебе ноги и руки сломаю! Через три дня ты поднимешь свой тощий зад и явишься на слушание. И больше ни слова о моей дочери! Иначе сломанными руками и ногами ты не отделаешься!

Я никогда не видела таким разъяренным своего отца. Но все равно была благодарна ему. Если бы не он, меня и защитить некому было.

- Она меня предала, – продолжала скулить Смоленцев, забыв о том, что он вообще меня не ценил. Я просто была его игрушкой. А я его не знала. Столько времени я видела только одну сторону его натуры. Да, она была неплохой. Да что уж говорить, самой лучшей! Но я бы в жизни не согласилась даже встречаться со Смоленцевым, если бы знала, что он такой притворщик и эгоист. И уж точно бы не вышла за него замуж.