Сомнений нет (СИ) - Брамс Асти "Asti Brams"
– Не успел, – прошептала я, отстраняясь и украдкой вытирая слезы. – И больше не спрашивай меня об этом, пожалуйста!..
Я ощущала кожей, как впиваются в меня серебряные глаза. Но была тверда в своем решении.
– Ладно, – прохладно согласился Валиев. – Тогда я спрошу тебя о другом.
Он вдруг взял мою ладонь своей теплой рукой, но прежде, чем я успела догадаться, внезапно задрал рукав блузки. Я тут же попыталась отпрянуть, однако Илат намертво вцепился в мое предплечье.
– Что это, Тая? – строго спросил он.
– Ничего… Просто обожглась!..
Мужские губы превратились в тонкую линию, взгляд стал острым.
– Я не слепой – не сравнивай меня со своей семейкой похуистов, – жестко проговорил Валиев, вышибая почву из-под моих ног. – Как ты получила этот ожог? Твой ублюдок-отчим причастен?! Или, может, заносчивая, меркантильная мамаша подтолкнула?!
– Ч-что?.. Нет! – судорожно возразила я, отшатываясь.
– Правду, Тая! – потребовал он, стискивая мое предплечье до боли. – Говори, пока я сам не сделал выводов и не догнал этих тварей!
– Это не они, клянусь!.. – уверила я через стон. – Мне больно, Илат!
– Тогда кто?! Отвечай!
– Это я! Я… с-сама! – прокричала ему в лицо, и жар ударил по щекам.
Я приготовилась к давлению, к очередному недоверию, однако этого не последовало. В комнате повисло неуютное, колкое молчание. Учащенно дыша, я наконец отобрала свою руку, а когда подняла глаза, вдруг поняла, что Илат… не удивился моему ответу. Не знаю, каким образом, но мое признание как будто лишь подтвердило его догадки!
– Зачем? – раздался напряженный вопрос.
Однако я не могла издать ни звука через плотный комок, собравшийся в горле. Да и без того – никому бы никогда не призналась в этом. Это ведь… ненормально, неестественно, отвратительно!
Неожиданно Валиев протянул ко мне руки и принялся расстегивать пуговицы блузки.
– Что ты… Что ты делаешь?!
В ответ на мое сопротивление он перестал церемониться и буквально разорвал ткань по линии выреза. Сдернул с меня блузку и начал без осторожности осматривать руки, исследовать их цепким взглядом. Очень скоро Илат нашел, что искал… На правой руке выше локтевого сгиба, левое плечо, несколько полосок на ладони.
– Это тоже ты? – сурово потребовал он ответа, демонстрируя маленькие рубцы от различных увечий. – На ногах я видел такие же.
В моих глаза собрались слезы, губы задрожали – хотелось спрятаться, укрыться, сквозь землю провалиться! Но Валиев прочно взял мое лицо в ладони, заставляя смотреть на себя.
– Зачем ты это делаешь?! Зачем вредишь себе, Тая?! – спросил он стальным тоном, а я до боли закусила губу. – Отвечай!
– НЕТ! Я не хочу говорить об этом! – крикнула и резко вывернулась. – Я не обязана говорить!..
Обнимая себя руками, я неловко попятилась, обиженно глядя на Илата.
– Это не твое дело, ясно?! Ты ни черта не знаешь обо мне и понятия не имеешь о моей жизни! – выпалила, срывая голос от напряжения. – Ты не поймешь… Никто не поймет!
Некоторое время он буравил меня упрямым, тяжелым взглядом. В какой-то момент, будто переключившись, сдвинулся с места и не спеша направился к шкафу. Выбрал оттуда первую попавшуюся кофту и пошел с ней ко мне.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})– Помню, в детдоме у нас пацан был, – поделился Валиев как ни в чем не бывало, принявшись меня одевать, игнорируя замешательство и скованность. – Один из немногих, к кому мамки наведывались. Хотя приходила она редко, но каждый раз после этих встреч пацан тяжело отходил – расставаться не хотел. – Илат бережно оттянул рукав, чтобы не задеть мою рану, на которой уже выступали волдыри. – Так вот, каждый такой раз он брал ножичек… и делал себе небольшие порезы. Где придется: на ноге, на руке, но так, чтобы не видно было. И однажды его поймали.
Наши глаза встретились, и я затаила дыхание в напряженном ожидании.
– Естественно, пацана сразу в психушку определили. А оттуда принесли, что у него за отклонение в психике. Глядя на то, как заживает рана, он испытывал облегчение. Вроде только так мог пережить свою боль.
Я сглотнула, уводя взгляд в пространство. Такая боль разошлась в груди, будто меня под дых ударили! Ведь я словно увидела себя со стороны. Отражение свое увидела в зеркале, случайно попавшемся на глаза, и ужаснулась!
Так тяжело было признать, что он попал в самую больную точку!
– Никогда больше не смей уродовать свое тело. – Илат сжал мои плечи, которые затряслись в беззвучных рыданиях. – Каждый раз, когда захочется, хорошо подумай – боль, может, и пройдет, но шрамы останутся! И они, Тая, будут каждый раз напоминать тебе о том, что ты так сильно хочешь забыть. Это вовсе не выход, а замкнутый круг.
Упрямо глядя в сторону, я глотала воздух маленькими порциями, всем существом противясь тому, что он говорил. Мне уже не исправить то, что я творила с собой. Эти следы… они останутся со мной навсегда! Так как смириться с правдой?..
– Надеюсь, ты услышала меня, – сказал Илат будто самому себе. – Теперь поехали.
Я тут же встрепенулась.
– Куда?..
– Сменим обстановку.
Он непреклонно потянул меня в прихожую, но я заставила его остановиться.
– Что стало с тем мальчиком? – спросила я дрогнувшим голосом.
Илат отвел хмурый взгляд, словно на миг нырнул в воспоминания.
– У него была тяжелая судьба, Тая, – лаконично ответил он. – Однажды он просто сломался.
Глава 21
Илат
У него была тяжелая судьба… И однажды он просто сломался.
Я никогда не терся с этим пацаном. Обладая талантом чувствовать людей, и без увечий видел, что крыша у него подтекает. Чмырить тоже резона не видел: не попадался на глаза – и молодец, нарвался бы сразу. Но когда из дурки принесли весть, что этот ущербный с крыши сбросился, что-то передернуло внутри.
С пеленок вгрызаясь в жизнь зубами, я всегда придерживался позиции, что нужно бороться до последнего. Только слабаки ищут легкий путь! Подвид, который я ненавидел на инстинктивном уровне. Ненавидел ссыкунов и шестерок, но этот пацан… Его история заставила мой молодой, необразованный ум призадуматься, взглянуть шире на ситуацию.
Что может однажды довести до края?! Насколько нужно впасть в отчаяние, чтобы решиться на шаг, который станет последним?
Многие ведь завидовали малахольному, что к нему приходит мать. У многих и этих редких встреч не было! Может быть, даже я завидовал. Вот только с его смертью вдруг осознал, что не понимал, насколько свободен. Я был свободен от ожиданий, боли и разочарований! Я был неуязвим. И по сей день это остается так.