Я выбираю... (СИ) - Евстигнеева Алиса

Закричали. Я опять замахнулся, но кто-то успел перехватить мою руку, налетели какие-то люди, в попытках оттащить меня от согнувшегося передо мной тела. Но я уже разошёлся. Начал вовсю вырываться, дабы завершить начатое.

В итоге всё закончилось тем, что меня забрал наряд. Когда сидел в отделение, подумал, что мне ещё повезло, потому что я был готов убить «потерпевшего Толмачёва». Уже потом, я пойму, что радоваться в моей ситуации вообще было нечему. Но это будет сильно потом.

Сейчас же я сидел на земле и смотрел на растрепанную Лизу, которая пыталась добиться от меня ответов на свои вопросы. Сегодня она была какая-то другая, не такая острая как обычно. Прижимала к себе свои согнутые ноги, словно защищаясь от мира. А мне казалось, что в первую очередь от меня.

Мне было с ней проще, когда она злилась, ругалась и разрушала всё, что попадалась под руку. Такую Лизу я знал — раздражительную и циничную, как знал и то, как себя вести с ней в таких ситуациях. Но вот спокойная Лиза с налётом неясной печали ставила меня в тупик.

А ещё эти отсылки к прошлому, которые опять начинали ворошить ненужные воспоминания.

Она слушала меня внимательно, затаив дыхание. А я смотрел на её острые коленки и проклинал ситуацию. Но так и не смог решить какую именно. Ту из прошлого, которая послужила началом конца, или эту… Где я в очередной раз как безвольный холоп потащился за ней.

Больше всего меня выбивало из колеи не то, что я поплыл за ней. С этим было всё более или менее понятно. Я бы сказал, что вполне предсказуемо. Но вот безудержное желание коснуться этих коленей буквально разрывало меня изнутри. Пришлось даже зацепить пальцами траву, чтобы не дать воли рукам. Уже предчувствовал, что это всего лишь временная мера, в один момент я просто не выдержу, и проведу пальцами по её слегка загорелой коже. Я старался не видеть, как скатываются капли с её бедра, как она покрывается мурашками, видимо начиная замерзать. Не хотел видеть этого, при этом жадно впитывая в себя всё то, что открывалось моему взору.

Надо было срочно как-то нарушить это наваждение, потому что внутри меня уже скручивалась тугая пружина, не дающая дышать нормально. Поэтому я сказал первое, что пришло на ум.

— Так что радуйся. Можешь считать, что я отпустил тебя навстречу твоей великой любви. И только не говори, что наконец нагулялась.

Его слова больно прижигают по коже, словно меня только что хорошенько стеганули. Как же я забыла, что всё так же являюсь для него объектом мирового зла. Подскочила на ноги. Ругаться не стала, да и зачем, всё равно ничего не докажу, он уже давно всё для себя решил. Вот пусть думает, что хочет.

Развернулась и пошла вглубь леса подальше от берега. Ступать было неприятно — вся земля была усеяна ветками и сучками, которые так и норовили впиться в голые пятки.

— Лиза, подожди!

Но я не отреагировала.

Ванька достаточно быстро нагнал меня, и, поймав за локоть резко развернул к себе. Я по инерции налетела на его грудную клетку, правда, тут же выставила руки и отстранилась от него. Касаться обнажённого тела было дико.

— Я не это хотел сказать, — глядя мне в глаза, начал он. — Извини.

— Ты сказал именно то, что хотел. Так что браво, Иван Алексеевич. Вы сегодня победили. Поставили на место взорвавшуюся… тварь, — я говорила холодно, чеканя каждое слово.

— Не надо так. Я не это имел в виду.

— А что?! — повысила я голос и ещё раз толкнула его. — Как ты не поймёшь, что нельзя просто так брать и таскаться за мной, изображая благородство, а потом тут же поливать меня грязью! Если я так тебе противна, то и держись на расстояние!

Ответить ему было нечего. Зато меня уже несло дальше.

— Мне жаль, что тогда всё так вышло. Что у тебя были проблемы из-за Толмачёва и видимо меня. Хочешь, я даже извинюсь за то, что тебя выгнали из академии? Но как я погляжу, ты не так уж и плохо устроился в этой жизни. Жена, своё дело, влиятельные друзья. Живи, радуйся! Я не претендую ни на тебя, ни на что-либо ещё!

Ваня опять схватил меня за локоть, с силой сжав его, притягивая меня к себе. Я болезненно поморщилась, но он не отпустил. Лишь наклонился к моему лицу и с злостью сквозь зубы процедил:

— Ты так ничего и не поняла!

— Тогда объясни мне! Объясни!

В этот раз он сам меня оттолкнул, не сильно, но всё равно стало обидно. Впрочем, в какой-то момент стало не до этого. Ванька запустил руки в свои короткие волосы и, запрокинув голову назад, уставился куда-то в небо. А ещё как-то болезненно сглотнул, что я поняла, не одна я тут истеричка.

— Что с тобой произошло за все эти годы?! — била я наугад.

— Ты со мной произошла, ты! — с жаром выпалил он.



— Я уехала кучу лет назад!

— Вот именно, Лиза! — зыркнул он на меня с неприязнью. — Вот именно. Ты всего лишь уехала, оставив за собой кучу последствий!

Немного растерялась. О чём он вообще говорит.

— Я ничего не сделала, — упрямо гнула своё.

— Напрямую нет, — усмехнулся Ванька. — А вот косвенно… Ты ведь никогда не задумывалась о том, что у всех поступков бывают последствия?

— Только вот не говори, что все эти годы беззаветно страдал по мне!

— Нет, что ты, у меня просто не было на это времени! Был занят тем, что разгребал после тебя выжженную землю!

Захотелось его ударить! Взять палку потяжелее и огреть его по голове. Чтобы выбить из него всю эту пафосную дурь.

— Хватит уже ходить рядом, да около. Либо ты говоришь! Либо просто проваливаешь куда-нибудь подальше от меня!

Он упрямо сжал челюсти, напрягая желваки. Будем молчать? Ну, замечательно. Я опять разворачиваюсь и пытаюсь скрыться в лесу, пока тихий Ванин голос не нагоняет меня.

— Из-за тебя я не смог проститься с матерью…

Застыла на месте. Но до последнего не поворачивалась к нему, боясь спугнуть Чемезова, который продолжал. Он говорил тихо, даже как-то безэмоционально, от чего мне становилось жутковато. Слишком кардинальны были изменения в нём. Вот только что он был готов рвать и метать, а теперь из него будто вытащили все батарейки. Но он говорил, и это было главное.

— Я тогда хорошо так прошёлся по Толмачёву, — начал он. — Сломал ему нос, кажется, челюсть выбил. Для курсанта академии и без того серьёзный проступок, но тогда ещё и родители его подключились. Исключили меня буквально уже через неделю. Я не то чтобы жалел, что ударил эту мразь, была бы возможность, наверное, так же поступил. Вот только потом сложно стало понять, к чему это всё было. Ты уехала. И получается, что я похерил всё в пустоту. С работы тоже попёрли, даже знакомые отца помочь не смогли. А никуда брать не хотели, только иди и мешки тягай. Весной меня забрали в армию. Я даже почти рад был, хоть какое-то занятие, какое-то дело. Мама дома осталась, переживала, конечно, но держалась. Думаю, что её сильно задело моё отчисление.

Ольга Николаевна догадалась я, всё дело в ней. Зажмурилась, в надежде, что ошибаюсь. Нет, пожалуйста, пусть с ней всё будет хорошо. Господи.

— В армии было сносно. Местами бессмысленно, но сносно. Меня даже сержантом сделали. Забавно, правда, всегда думал, что офицером буду, а тут сержант. Но хрен с этим… Однажды мне на глаза попалась газета с Московскими новостями, кому-то из духов прислали, видимо скучал по домашней жизни. Там была заметка про какую-то презентацию. Уже не помню, много фоток. И на одной из них ты. Красивая, счастливая, в обнимку со своим Артуром.

Внутри меня всё сжалось. Я помнила ту заметку. Отец Кристины тогда взялся за активное продвижение нашей троицы и решил, что нам не помешает пиар в СМИ. Почему я тогда обнималась с Кирсановым? А хрен его знает. Я часто изображала его плюс один на всяких мероприятиях, не давая ему лишний раз разойтись.

— Вот тогда я разозлился, — продолжал Ваня. — Внутри меня словно всё загорелось и тут же отмерло. Наверное, я всё ещё ждал тебя. Надеялся. А ты была там, и у тебя явно было всё прекрасно. Я же торчал в армии под руинами всех своих жизненных планов. Ушёл в самоволку и напился. Когда вернулся, меня не то чтобы пожалели, но не стали наказывать по всей строгости как могли бы. Всё-таки я был на хорошем счету. Просто отправили в вечные наряды, я тогда летал с одного дежурства на другое, а мне было отказано в любой связи с домом, даже сотовый забрали. А мама уже тогда лежала в больнице с сердцем, а я и не знал. Когда пришло официальное письмо, было слишком поздно…