Робби (СИ) - Петерсон Хельга
До официального расставания лучше не пристегиваться в его пикапе. Чтобы в один момент не испортить их чистую, светлую, незамутненную похотью дружбу.
ГЛАВА 17
Владелец ветеринарной клиники предоставил Элизабет полный карт-бланш в оформлении плакатов. Его интересовал только конечный продукт. Единственное условие — это размер А1. Чтобы посетители клиники не смогли пройти мимо стены и не задержаться около нее на время.
Шел двенадцатый час вечера. Или ночи. Последние десять минут Лиз редактировала фотографию Робби с котятами, пробуя разные шрифты и размеры текста выбранного афоризма.
«Звери — не братья и не слуги. Это другие расы, вместе с нами пойманные в сеть земного существования. Генри Бестон».
Элизабет выбирала из сотен афоризмов. До песка в глазах и боли в спине и шее. Но когда увидела этот, все остальные отошли на задний план. Рыжие разбросанные по плечам волосы Робби и рыжая шерсть котят выглядели как одно целое, однако цитата хорошо проводила черту между ними.
Мобильник на столе завибрировал и призывно заморгал, вытаскивая Лиз из собственных мыслей. Она оторвала взгляд от экрана и посмотрела на телефон.
Мама.
Лиз не ждала такого звонка. Или ждала, но где-то очень глубоко в душе, не признаваясь в этом себе самой. Она не чувствовала за собой никакой вины, но все время их взаимного молчания ее что-то точило изнутри. Нежелание принять факт, что отношениям конец. Потянувшись к телефону, Лиз нажала на ответ и медленно приложила агрегат к уху.
— Алло.
— Привет, детка, — услышала она робкий голос с той стороны мобильной связи.
Мама никогда не разговаривала робко и неуверенно. Она была жестким ментором в обличии милой домохозяйки. Вышла какая-то ошибка? Песок в глазах не дал правильно прочитать имя контакта? Оторвав трубку от уха, Лиз еще раз взглянула на экран. Нет, не ошибка. Действительно, мама.
— Привет, — с недоумением пробормотала Лиззи.
Из динамика вылетел вздох.
— Как дела?
Хороший вопрос. Учитывая, что они не общались больше недели…
— Неплохо.
Мать молчала. Возможно ждала ответного вежливого вопроса. Или надеялась на обычную светскую беседу… Насколько это возможно в их теперешних отношениях, а точнее их отсутствии.
— Ты злишься, да? — вдруг прозвучал тихий вопрос.
Неожиданно… Лиз не злилась. Перестала злиться примерно через сутки после того разговора. Поиск фотостудии, работа, составление плакатов уже третий вечер подряд… Ей было некогда злиться. Она устало откинулась на спинку стула и помассировала шею.
— Нет.
Сара снова вздохнула. Одиннадцать часов вечера, а мама еще не спит. Должно быть, ее голова настолько забита мыслями, что они перекрывают сон.
— Злишься, — тихо констатировала она. — Но что я должна была сказать, когда ты вывалила на меня новости?
— Эм… — Лиз сильно зажмурилась, чтобы выгнать из глаз скопившийся песок. — «Я рада за тебя, дорогая. Давай отметим начало новой жизни»?
— Лиззи, — новый вздох. (Она вздыхала с каждой новой фразой, или просто набирала воздух в легкие?) — Детка, я виновата. Но и ты поступила плохо! Ты же рассказала Маргарет! Чем я хуже нее?
Она действительно этого не понимает? Если бы Элизабет устала чуть меньше, то у нее наверняка отвисла бы челюсть. Но сейчас ей было лень проделывать такие телодвижения.
— Ты ничем не хуже, мама, — спокойно проговорила она. — Ты просто не понимаешь меня, вот и все.
— Но я бы попыталась! — воскликнула Сара.
А это уже больше походило на ее обычный тон.
— То есть… — продолжила она уже тише. — Я знаю, тебе всегда нравилось фотографировать, но я думала, что это просто развлечение… Ты такая умная, способная девочка! Ты могла так далеко пойти…
— Ма-ам, — закатила глаза Лиз. — Ты ради этого позвонила? Ложись спать, уже поздно.
Сара резко осеклась. Тишину комнаты нарушал только тихо гудящий ноутбук.
— Прости… — наконец выдавила мама. — А ты почему еще не спишь?
— Я работаю.
— А… А над чем?
Теперь уже вздохнула Элизабет. Ей правда интересно? С каких пор?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})— Составляю плакаты для ветеринарной клиники Робби, — пробормотала Лиз, переводя взгляд на экран ноутбука. Оттуда на нее смотрел растрепанный рыжий «канадский лесоруб». Ободряюще. С искрой во взгляде, присущей только ему.
— Это… — отозвалась мама. — Это необычно… интересно.
Лиз пожала плечами. Будто мать могла ее видеть.
— Интересно.
И снова тишина и гудение ноутбука. К чему этот разговор? Что нужно Саре? Хотя на самом деле Элизабет было все равно. Все самое плохое она услышала в их последнюю встречу.
— Приезжай домой, детка, — снова заговорила мама.
Лиз осторожно потерла висок двумя пальцами.
— Зачем? Будешь рассказывать, сколько денег вы потратили на мое образование? Я верну тебе все. Со временем.
— Элизабет! — Сара, кажется, вышла из состояния умирающего лебедя. — Что за чушь ты несешь!
— Я не несу чушь.
— Нет, несешь! Ты мой ребенок, мне не нужны твои деньги! По крайней мере, пока вы с Марго не упекли нас с отцом в дом престарелых. За него придется кому-то платить, — мама агрессивно фыркнула в трубку. — Приезжай домой. Я приготовлю что-нибудь вкусное… Привези Робби… Расскажешь мне про свою работу… Я хочу посмотреть на плакаты, из-за которых ты не спишь по ночам.
Не иначе как ад замерз. Сара Хэйл серьезно хотела послушать про неблагородную работу фотографа?
— Когда? — спросила Лиз, прежде чем успела подумать.
— Завтра, — уверенно заявила Сара, но вдруг снова осеклась. — Или ты не можешь? Может быть послезавтра?
Лиз посмотрела на экран с ободряющим взглядом Робби. Почему нет? Она устала воевать и что-то недоговаривать. Режим тишины между нею и Сарой длился непривычно долго. Мама протягивала оливковую ветвь. Сама. Такое редко случалось.
— Завтра нормально.
Мама выдохнула. Тихо-тихо, возможно даже отнесла подальше трубку. Но Лиз услышала.
— Хорошо. Тогда спокойной ночи?
— Да, — коротко ответила Элизабет. — Пока. Я хочу еще немного поработать.
— Не сиди слишком долго.
Нет, это действительно все еще ее мама.
— Ладно.
Вызов прервался. Лиззи убрала мобильник от уха и уставилась в погасший дисплей. Ноутбук гудел и его экран уже начал меркнуть от долгого простоя, а Лиз все смотрела на мобильник. До нее только сейчас стало в полной мере доходить, что произошло. Мама извинилась. Не прямым текстом, но извинилась. Переборола себя, позвонила первая, позвала на обед. Губы Элизабет медленно растянулись в улыбке. Этот звонок стоил много. Очень многого.
Лиз снова разблокировала мобильник, зашла в мессенджер, нашла нужный контакт.
23.18 Ягодка: «Спишь?»
Ответ приходил долго. Очень долго.
23.23 Малыш: «Для тебя не сплю»
23.23 Ягодка: «Поехали завтра в Кливдон»
23.24 Малыш: «Я работаю»
Действительно. Завтра не выходной, а у других людей вполне стандартный график… Жаль.
23.25 Ягодка: «Я забыла. Прости, что разбудила»
23.25 Малыш: «Что-то случилось?»
23.25 Ягодка: «Мама извинилась и позвала на обед. Я съезжу на автобусе, не парься»
23.26 Малыш: «Я попрошу Криса меня заменить, он мне должен. Поедем вместе»
23.26 Малыш: «Не начинай отнекиваться»
23.26 Малыш: «И извиняться»
23.26 Малыш: «И вообще молчи. До завтра. Я позвоню»
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Элизабет не собиралась отнекиваться. Она смотрела на дисплей и думала, как же больно ей будет уже совсем-совсем скоро.
* * *Роберт вышел из кафе, находящегося в пяти милях от Кливдона, в котором продавали любимые мамины пончики. В одной руке — кофейный стаканчик, в другой — термокружка. В зубах — пакет с теми самыми пончиками. Пикап одиноко стоял на маленькой парковке, на пассажирском сидение спала девушка с розовыми волосами, в малиновой шапке. Помпон знакомо свесился вниз, утаскивая шапку ниже на лоб. Робби подошел к машине, поставил термокружку на крышу, и освободившейся рукой открыл дверцу. Сел в кресло, осторожно опустил пакет на колени девушки, забрал термокружку, и только тогда закрыл дверцу. Осторожно. Чтобы не хлопать.