Хулиганка и бунтарь (СИ) - Килеева Виктория

Когда через час Хордин закончил разговаривать с Катей и вышел из своего временно-добровольного заточения, его встретил злющий Витомир в одних трусах.

— Ты молодец — грамотно сделал, что раньше не вылез, так как буквально десять минут назад я хотел тебя убить.

— А что, все уже ушли? — уточнил Андрей.

— Сбежали! Твоя сбежала, не стерпев такого оскорбления, а моя — с ней за компанию, из солидарности. Спасибо, Андрюха, вечер удался!

— Извини, я не смог…

— Слушай, ты точно баб любишь? — усомнился Витя. — Ты смотри, а то я скоро буду бояться с тобой в одной квартире ночевать.

— Я, в общем, их люблю, но эту я… не захотел.

— Может, у тебя какие-то проблемы с этим делом?

— У меня нет проблем с этим делом, у меня этого дела просто нет.

— Ты понимаешь, что, возможно, это был твой последний шанс?

— Ну не могу я с кем угодно! — взорвался Хордин. — И не хочу! Хотят ведь не мозгом и даже не членом.

— А чем?!

— Душой.

После бурного празднования двадцать третьего февраля на работе Андрей поехал скромно отмечать его у Волкодавов. Дверь открыла Ася.

— Привет, Андрюш! О-о, «вышел сеятель сеять семя своё…»[62]

— У нас сегодня праздник… был. Поэтому и форма другая, праздничная.

— А-а, точно. С Днём защитника Отечества тебя, Андрюш! — И Ася обняла его так крепко, что чуть не закружилась голова.

Устыдившись своей внезапной страсти, Хордин поспешил отстраниться.

— Как ты думаешь, Насте понравится?

— Конечно! Только её дома нет.

— Опять урок? — расстроился Андрей.

— Нет. Она куда-то по делам ушла.

— Я думал, она меня ждёт.

— Она и так ждала. Проходи, она скоро вернётся.

Некоторое время подавленный Хордин ходил по комнате взад-вперёд, а потом решительно обратился к Асе:

— Асют, почему Настя такая зажатая? Почему она не как ты?

— Из вредности, — усмехнулась Ася, намазывая лицо кремом.

— То есть?

— Настя принципиально никогда не посвящала меня в свою интимную жизнь. Но мне кажется, она всегда относилась к сексу с отвращением. Может быть, специально в противовес мне, чтобы быть как можно больше на меня непохожей.

— У неё это получилось — у вас даже фигуры разные.

— Это потому что я за своей фигурой слежу, а она — нет. Настя служит мне отличным стимулом: глядя на неё, я с ужасом понимаю, какой я могу стать, если брошу собой заниматься.

— Неправда, Настя красивая! — возразил Андрей.

— Ага, могла бы быть.

— А как у неё было с парнями до меня?

— К сожалению, не в курсе.

— Но вы же сёстры и тем более живёте вместе.

— И что? — парировала Ася. — Мы живём с ней, как соседки, но точно не как сёстры. Она всю жизнь мне завидовала, выдавая свою зависть за презрение, — какая уж тут дружба? Она даже в другую школу перешла, чтобы я поменьше её раздражала. После того, как умер папа, нам осталась эта квартира. Я её очень люблю, я здесь выросла, но скоро, наверное, придётся разменять её на две гостинки — нам с Настькой очень туго вместе живётся.

— Неужели ты совсем ничего о ней не знаешь? — упорствовал Хордин.

— Знаю. Она зануда и садистка. Ей надо было родиться сто лет назад — отличная бы чекистка вышла.

— Я имел в виду её личную жизнь.

— С парнями у Насти всегда было плохо.

— Она сама тебе рассказывала?

— Щас. Об этом рассказывали её заплаканные глаза.

— Значит, её обижали?

Ася пожала плечами.

— Может, и обижали. Но, думаю, она тоже виновата. Сам знаешь, какой она человек тяжёлый. Посмотрит — и бежать хочется. Я ведь пыталась её с кем-нибудь познакомить. Ещё до тебя показывала её фотку своему парню, а он только глянул — и сразу: «Считай моих друзей голубыми!»

— Почему?

— Откуда мне знать? Мужчины же по-другому женщин видят, у них как будто зрение иначе устроено. Я говорю: «Ты приглядись, болван, мы с ней близнецы». Он такой: «Ой, точно! Только мне твоя сестра всё равно не нравится». Видно, дело во взгляде. Слишком много в нём обиды, ненависти к миру, неудовлетворённости жизнью. А удовлетворённость собой и жизнью так просто не изобразишь, это должно изнутри идти. А потом вдруг появился ты — и я так за Настьку порадовалась. Только… издевается она над тобой. Но это не твоя вина, это она тебе за весь мужской род мстит, за прошлые обиды отыгрывается.

— Но я не собираюсь за весь мужской род отвечать! — возмутился Андрей. — Я даже не мужчина ещё… до конца.

Одарив его ласковой улыбкой, Ася сказала:

— Андрюш, если ты её любишь — терпи. А не любишь — уходи, не мучай ни себя, ни её, дурынду.

В дверь позвонили. Это оказался курьер с письмом.

— Здравствуйте. Здесь проживает Анастасия Петровна Волкодав?

— Здесь. Какая именно? — привычно спросила Ася.

Курьер замялся и посмотрел в бумагах.

— Которая родилась первого марта восемьдесят девятого…

— Это понятно, — оборвала Ася, — но какая именно?

— Вы смеётесь? — сдался парень.

— Даже не пытаюсь.

— Тогда что вы от меня хотите?

— Номер паспорта. Серию не надо, она у нас тоже общая.

Курьер растерялся до крайности.

— Ладно, давайте я подпишу… — вздохнула Ася, беря у него ручку.

— Так вы что, только номером паспорта различаетесь?

— Нет, мы ещё очень многим различаемся — например, степенью нравственности. — Ася взяла у курьера письмо и толкнула дверь. — Спасибо. До свидания… Андрюша, глянь, это из Лондона!

— Что? — Андрей подошёл ближе.

— Тут обратный адрес по-английски. И написано: «for Anastasia Wolf-Dog»[63]. Ой, не могу! — засмеялась Ася. — Они, наверное, решили, что это кличка или двойная фамилия.