Алина Кускова - С Новым годом! С новым гадом!
– Блинчики с творогом, – довольно озвучила меню Серафима Павловна и улыбнулась. Ее мальчик останется с ней. Он сам дошел до той мысли, что ему никто не нужен, кроме единственной матери! Жаль, конечно, Митрофана Ильича, но он сам виноват. К чему было орать? Мог бы сказать тихо, по-человечески. У него, видите ли, был порыв. Если хочет с ней сочетаться, то пусть избавится от порывов. Она дама основательная и романтических соплей не приемлет. Разве ж только иногда, и в самых исключительных случаях. Впрочем, о Митрофане Ильиче вскоре придется забыть. Если тот не захочет остаться другом.
– Я люблю твои блинчики с творогом, – признался Кудрин, – и вообще, мама, лучше тебя никто не готовит. А путь к сердцу лежит, как известно… – он задумался. – Разве только жареная картошка…
– Я нажарю, – с готовностью собралась исполнять прихоть сына Серафима Павловна.
– Не надо, – буркнул тот, – я ненавижу жареную картошку! Она меня чуть в тюрьму не усадила! Зараза! Вертихвостка! Эта самая…
Пока он подыскивал слова, по лицу матери пробежала тень. С такой ненавистью можно говорить только о дорогом человеке, не оправдавшем надежды. Значит, все-таки не все кончено. Между Максимушкой и этой профурсеткой, которой из двух или трех, а может быть, здесь Серафима Павловна схватилась за сердце, их было гораздо больше?!
– Щемит? – озабоченно поинтересовался сын. – Нужно вызвать неотложку! С сердцем не шутят.
– Потом, – согласилась Серафима Павловна, – вызовем потом. Отпустило.
Как только мама ушла к себе домой, Кудрин, пообещавший ей хорошенько отдохнуть, кинулся к телефону. Последняя надежда на то, что он сможет дозвониться Верочке и поговорить с ней, возродилась вновь. Вчера ее телефон был отключен. Конечно, в этом виноваты расстояния, настолько огромные, что при мысли о них захватывает дух. Разделяющие их километры!
– Верочка! – закричал он, услышав ее ответ. – Это я, Верочка!
– Ты до меня дозвонился? – В ее голосе, кроме удивления, ничего больше не слышалось. – Это же жутко дорого!
– Я готов потратить на тебя все! – завил Кудрин. – Возвращайся, и мы проведем Рождество вместе!
– Почему ты не прилетел?! Почему ты не прилетел следующим рейсом?! – кричала Верочка.
– Потому что, – принялся оправдываться тот, – потому что… – И никак не мог придумать, почему он, собственно, не сделал вполне логичный для такого случая поступок. Да, он не полетел следом за Верочкой потому, что не чувствовал в этом необходимости. Признался сам себе?! Тогда какой смысл разговаривать с Верочкой, ни в чем не повинной, обманутой в который раз, девушкой?! – Я не смог, – выдавил он из себя и отключился. Телефон тут же выдал сообщение, что требуется пополнение баланса.
Кудрин подошел к окну и закурил. Как последний идиот он повел себя в разговоре с девушкой, на которой собирался жениться! Не смог… Глупости! Нужно было кричать ей о том, что он ее любит. Но любит ли он? Любит ли, раз смирился с обстоятельствами?! Да он смирился только потому, что рядом егозила эта несносная Олимпиада! Она помешала ему сосредоточиться и принять правильное решение. Правильно, Женька! Правильно, Лукашин! От этих баб одни только неприятности!
С какой стати Верочка потащила его к черту на кулички?! Что, они не могли отметить Рождество в более удобном месте?! Египет, Египет, а в свадебное путешествие она бы захотела отправиться на Марс?! Кудрин поморщился, это было не в его правилах – оправдывать свои гнусные поступки за счет других. Вновь в этом виновата Олимпиада!
– Доброе утро. – Она позвонила совершенно не вовремя. – Максим? Я сразу поняла, что это ты. Вот звоню, хочу извиниться за то, что вчера получилось. В принципе, по большому счету, все вышло очень спонтанно. Закрутилось в клубок и пошло, поехало…
– Куда? – Кудрин не ожидал ее звонка. Услышав ее голос, он обессиленно опустился на диван.
– К этому известному скрипачу со скрипкой Страдивари. Мы-то сначала и не знали, какой он на самом деле. Впрочем, Вика Наумова, которой нужно было брать у него интервью, знала. Я не знала.
– Ближе к делу, – прохрипел Кудрин, который уже начал волноваться, слыша ее сумбурную речь.
– Да, это все не так важно. Я извиняюсь за то, что по моей, заметь, пожалуйста, случайной оплошности ты опоздал на самолет…
– Да меня с него сняли, как последнего террориста! – взорвался тот, вскакивая с дивана и носясь с трубкой по квартире. – Одели наручники! Приволокли, куда там приволокли…
– Я знаю куда. Туда же, куда и меня. Нас повязали вместе. И скрипача тоже. Мне так жаль…
– Жаль?! – взвился Кудрин. – Чего, собственно, жаль?! Ты добилась всего, чего хотела.
– А чего я хотела? – поинтересовалась Липа, догадываясь, что ни о каком прощении и речи быть не может. Слишком женишок расстроен тем, что невеста таскается по пирамидам без него.
– Ты хотела расстроить мое романтическое путешествие, и тебе это удалось!
Всему есть предел. Олимпиада старалась, как могла, и сдерживала себя изо всех сил. Хамство Кудрина явилось последней каплей в жбане ее недовольства этим двуличным субъектом.
– Да, – призналась она, – я этого действительно хотела! И получила то, что хотела! Я всегда получаю. – Она схватилась за синяк под глазом, который в последние дни стал менее заметен. – В смысле желаний!
– А! Сперла где-то золотую рыбку?! – донимал ее тот. – И пригрозила оторвать ей хвост?!
– Сам-то! Сам-то хорош! Да если бы ты любил свою Верочку, то кинулся бы следом! Раз не кинулся, то она тебе до лампочки!
– Не тебе судить, журналистка несчастная! – вырвалось у Кудрина, и он перевел дух.
– Счастливая журналистка! – едко заявила Липа. – Погляди центральные газеты! Твоя физиономия на первых полосах под заголовком «Страдивари собирались похитить!». Правда, там физиономий целая толпа. Но среди них есть и ты. Пусть твои знакомые задумаются, с кем имеют дело! Каково твое истинное лицо! Пусть они выскажут все, что о тебе думают!
– Я слушаю, – устало сказал Кудрин в трубку.
– Что? – переспросила Липа.
– Ты моя знакомая. Говори все, что ты обо мне думаешь!
– Я думаю, – опешила Липа. – Я думаю… Я думаю, что ты, Кудрин, очень хороший человек. Только однажды тебе не повезло. В твою квартиру забрела нетрезвая незнакомка. И с этого момента твоя жизнь пошла наперекосяк. А Верочка тебя не любит, уж поверь, нам, бабам, виднее. Я на ее месте ни минуты не сидела бы без тебя в самолете! Спрыгнула бы за тобой и без парашюта. Да, ладно. Сейчас не об этом. Я позвонила для того, чтобы извиниться. Извини меня, Кудрин, если что не так. С Рождеством!
Липа положила трубку и подошла к зеркалу. Да, она была слишком откровенна, не нужно было этого делать. Неужели у нее последний шанс, который сознание старается использовать в отрыве от ее мозгов? Или подсознание, куда заложено то самое, которое постоянно твердит сознанию, что Липа – перезрелая груша, и ее нужно срочно куда-то пристроить. Впрочем, мордашка ничего, местами вполне привлекательная, профиль тоже удался. Волосенки с противными кудряшками мило обрамляют лицо. Сколько лет ей дашь? Безусловно, не восемнадцать, но и не двадцать пять. Или все-таки двадцать пять дашь? Опять двадцать пять!
