Татьяна Веденская - Штамп Гименея
– Так продолжаться больше не может! – кричал иногда Вася. Преимущественно когда теща ненароком куда-то отлучалась.
– Что ты предлагаешь? – шипела на него Маша, которой мама слова поперек не говорила. – Я не могу бросить институт. Ты к мамочке несправедлив!
– Естественно. Я несправедлив! – трясся в нервном припадке Вася. Но Маша, как и многие недальновидные русские бабы, предпочитала склонять благосклонное ухо не к любимому мужу. А к маме. Вася хирел. Он не знал той самой прописной истины про то, что «и это пройдет» и что раз на раз не приходится. Он свято верил, что так будет всегда, и что его ад за какие-то прегрешения начался еще на земле. Он даже пытался отравиться, но что-то перепутал с таблетками и вместо снотворного напился валерианки, после которой ему просто пришлось пару дней лечить желудок. Правда, он стал гораздо спокойнее. Может, он и не хотел отравиться, а просто никак не мог унять дрожь в руках после того, как «мама» ему вместо спокойной ночи сказала:
– Вася, может, тебе полечиться? У тебя от ног так воняет, что к стиральной машине не подойти. Ты носки-то меняешь? Ну, спи-спи.
– Как вы смеете?! – шепотом возмутился он и принялся глотать валерианку. К тому моменту, как домой от подружки притопала Машка, он слопал всю пачку и мирно смотрел по телевизору познавательную передачу «Магазин на диване». Интереса в его глазах не было. Тогда-то у Машки и прозвенел первый звоночек. Именно глядя на безразлично пялящегося в голубой экран некогда бодрого и любящего Васю, Маша задумалась, а так ли он счастлив, как ей бы хотелось. Пустая пачка из-под валерианки подбавила сомнений. Однако окончательно все стало на свои места после того, как Вася, поостыв и перестав каждую ночь шептать о своей неземной любви, стал старательно наращивать семейный капитал путем работы сутками, командировок и задержек на работе до самой что ни на есть ночи. Иногда, если ему удавалось выцедить какой-то достойный повод, он счастливо ночевал на рабочем месте.
– Вот кабель-то! – зародила настоящую панику в Машиной душе мама. – Даже не постесняется. Кралю себе, небось, на работе завел.
– Что ж это делается?! – орала благим матом Маша, пытаясь вызвать благоверного на откровенность. Она вдруг осознала, что совершенно не готова остаться одна с малолетней дочерью на руках. А, кроме того, она в самом деле, по настоящему любила своего благополучного, неконфликтного мужа. Вася стоял насмерть и отговаривался рабочей необходимостью до последнего. Однако после сексуального допроса с пристрастием он признался, что так долго продолжаться не может.
– Я, конечно, еще потерплю, – глядя на Машу усталыми честными глазами, вещал он. – Но одно из двух. Либо она меня убьет, либо я ее. Может, я лучше буду приезжать по выходным, раз ты без нее не можешь? Я уже себе и комнатку присмотрел, недорого. Сниму и не буду тут вам маячить.
– Ты меня бросаешь? – уточнила Маша. – Разлюбил?
– Ну что ты. Я без вас жить не могу! – перепугался ее спокойного тона Вася. Но пугался он зря. Маша провела боевое совещание в институте, где все мы единогласно проголосовали за мужика (ибо мать, как ни крути, все равно никуда не денется). После совещания теща была ласково, но настойчиво выдворена из квартиры без права переписки, а на ее место заступила пусть и дорогая, но молчаливая и незаметная приходящая няня. Мама, конечно, не сложила оружия без борьбы. Пришлось поменять замки и объявить мораторий на посещение внучки. Маша терпеливо отвозила дочку к маме на выходные, выслушивала очередную порцию упреков в сторону своей вероломности и предательства, после чего счастливо возвращалась к любимому мужу. Вася расцвел, как цветок, внезапно пересаженный на благодатную почву.
– Это практически как в анекдоте про козла! – восхитилась я, когда услышала про чудеса домашности и любви, демонстрируемые Машкиным супругом. – Вы сначала купили козла, пожили с ним, а когда уже почти коньки отбросили, козла-то продали!
– Я бы попросила не сравнивать мою мамулю с козлом, – нахмурила брови Машка. Но в целом я была права. Машина мама сделала прививку счастья для семьи своей любимой дочурки, и долгие годы впоследствии они жили исключительно душа в душу. Что бы Машка не творила, Вася был безмятежно счастлив. Видимо, уже понял, что бывает и хуже. И что «и это пройдет». А вот я, хоть и полыхала умом, когда дело касалось других, но, попав в свой собственный жизненный тупик, разом позабыла про все истины и принялась убиваться. Не знаю, как у других, а про себя я была уверена, что жизнь моя кончена и я не подвожу еще окончательный итог исключительно по божественному недосмотру. Разве может быть что-то хорошее в будущем, если любовь я потеряла навсегда, людям не верю, подругу не то чтобы не желаю видеть, а напротив, видеть боюсь. И даже возвращаться домой мне совершенно не хотелось, чтобы не нарваться на мамины скорбные взгляды и скабрезные шуточки Ларика. Да еще, не приведи Господи, заявится Петечка в очередной раз проявить понимание и решить, что еще можно что-то поправить. Мол, наше неразумное дитя Наташа просто набедокурило. Мы его простим, оно возьмется за ум, и мы его все-таки окольцуем. Поэтому, чтобы не будить спящего льва, я сочла за лучшее вернуться в относительно безопасное и укромное логово моего нового знакомого Алексея. После того, как я с позором бежала из семейного гнездышка Бориса, моя жизнь раскололась на две половины. До Бориса и после. До того, как я потеряла надежду и после. Простенько и со вкусом. Однажды, когда со мной произошло примерно подобное (подразумевается Андрей), я имела глупость решить, что все зависит только от меня, что все люди разные и что время все лечит. Теперь мне стало окончательно ясно, что на меня нанесли какие-то невидимые метки, по которым меня хорошие люди типа Машкиного Васи обходят стороной, а всякие вруны и мерзавцы вычисляют в любой толпе. Может, у меня на спине написано «идеальна для роли любовницы» или что-то вроде того. Но меня-то это совершенно не устраивает. Я в ярости влетела в Алексееву квартиру.
– Что-то ты быстро, – удивился моей неожиданной в это еще непозднее время Алексей.
– Дело не стоило выеденного яйца, – попыталась сострить я.
– Заметно, – кивнул Алексей и пододвинул ко мне свои полбутылки пива. Я помотала головой. Если бы я могла забыться, я бы так и поступила, но все, что могло быть выпито – было выпито еще вчера, а портить здоровье моего и без того не самого надежного организма я не хотела. Я все-таки не швейцарские часы, чего греха таить, а после всего перенесенного нервы у меня вообще должны на ладан дышать. Нервные-то клетки не восстанавливаются.
– Чего делать-то будешь? – вырвал меня из своих неторопливых мыслей Алексей.