Соня Адлер - Я тебя люблю, и я тебя тоже нет
«И, может быть, я завтра умру! и не останется на земле ни одного существа, которое бы поняло меня совершенно. Одни почитают меня хуже, другие лучше, чем я в самом деле… Одни скажут: он был добрый малый, другие — мерзавец. И то и другое будет ложно. После этого стоит ли труда жить? а все живешь — из любопытства: ожидаешь чего-то нового… Смешно и досадно!»
Одурев от дыма, пива и трепа, я захотела почему-то позвонить Брызге.
— Алле! Анька, привет, — нетрезво промычала я в трубку.
— Даров! Ты откуда?
— Из Кырска, откуда еще.
— Ты че, еще на службе??
— Ну да. А что?
— Пьешь?
— Ну, пива немного. Разговариваем мы.
— Кто это мы?
— Я и Инга.
— Как интересно.
— А что?
— О чем можно разговаривать столько времени?
— Да о чем угодно. За жисть. А сколько счас, кcта?
— Ты чего, и времени не наблюдаете? Без пятнадцати одиннадцать, вашет, девушки.
— Сколько?
— Без пятнадцати! Одиннадцать!
— Ни фига себе… — Я бросила взгляд на Ингу. — Однако! Посидели мы…
— Не, а че вы там делали все это время?
— Да разговаривали, говорю же! Ладно, Анька, все, пока, а то Инга счас в шоке будет, у нее же ребенок дома один.
— Не, ну, нормально.
— Ты когда в Кырск приедешь?
— А надо?
— Да, я соскучилась уже.
— Можно подумать.
— Анька, ну перестань! Приедешь?
— А как же Зуля? Че, не звонит?
— Так, Анька, не хочешь увидеться?
— Вот кричать не надо.
— Извини, не кричу… Приедешь?
— Ну, приеду… наверное.
— Во сколько? В пять будешь?
— Буду…
— Ну, все, — я улыбнулась, — тогда до встречи! Ага?
— Ага…
— Целую! Мы помчались! — Я положила трубку и взглянула снова на Ингу, — На часы хочешь посмотреть?
Инга была в ужасе от мысли, что ее ребенок один дома, и мы вылетели из конторы, оставив за собой батарею пустых бутылок и живописные натюрморты из многочисленных импровизированных пепельниц.
Я сидела в Сети, когда в зале инет-кафика появилась Брызга. И на моем лице выразилась скорее досада, чем радость от встречи, — мне не хотелось расставаться с Чудой. Мне пришлось все-таки выползать в реал, но настроения отвечать на вопросительно-робкие Брызгины ласки не было. Брызга надулась, и мы молча ползли по набережной, каждый в своей ракушке.
Брызга отбежала к киоску, выбрала там мороженое и, вернувшись ко мне, скучно ее ожидающей, вдруг спросила:
— Ты никогда не задумывалась, как сексуальный опыт отбирает у тебя детство?
— Что? — Очнулась я. — Ты о чем?
— Да так…
Брызга скоро уехала, а я, против обычного, не стала дожидаться отправления автобуса и, зарулив в инет-кафе, снова погрузилась в виртуал.
На следующий день отчего-то снова прозвонилась моя одноклассница Танька. И я охотно отозвалась на ее прозрачные намеки увидеться вечером, потому как Инга сегодня собиралась отбывать повинность перед своим дитем и пиво со мной отменила.
Танька похвально пришла со своим. Две бутылки для начала. Надо сказать, это меня несколько удивило, так как Танька по каким-то своим принципам меня никогда не баловала.
За окнами нудил осенний дождь, и мы остались вечерять у меня в конторе. Основательно устроившись в кресле, Танька начала с бурных жалоб на жизнь, обид на свое начальство и непорядочность многочисленных малознакомых и совсем незнакомых мне персонажей. Я без напряга отражала всю эту ненужную инфу, и она улетала куда-то под потолок вместе с сигаретным дымом. Танька, выговорив наконец всю эту хрень и чуть расслабив нервные мышцы пивом, переходила к другой своей извечной теме — о неутолимой жажде полета. Танька когда-то мечтала быть актрисой, но эта стерва-жисть не дала ей реализовать ее розовую мечту. Эту тему надо было разбавить новой партией пива, и Таньке пришлось сбегать.
Мы продолжили, и тут я уже зазвучала Таньке в унисон. У меня тоже были поводы повыть от тоски. Я принялась жаловаться на заморочки мои в отношениях. Личных. Танька живо откликнулась, и у нее в глазах загорелся знакомый мне уголек любопытства. Забыв о собственных проблемах, она безжалостно накрыла меня артиллерийским огнем бестактных вопросов о последних моих лав-стори, жадно выслушивала и резко комментировала, мешая в своих репликах обвинения меня в чудовищ ном эгоизме с жалостью ко мне же.
— Это распущенность! Блудливость, неразборчивость в связях!.. Поддаться минутному чувству! Себя растрачивать!..
Ее реакция меня только забавляла, и я, лишь для виду, лениво отбивала ее атаки. Пошла очередная пара пива.
— Чудовище! Тебя надо в клетку посадить! Изолировать тебя и лечить! Ты всех заражаешь!
— Чем?
— У кого — что… Ты никого не оставляешь после себя счастливым!
— Знаешь, Танька, а я благодарю Бога за то, что в моей жизни были все эти люди! Они все… они меня все же любили… как умели! Как умели они…
— Да, есть еще слабые люди! — Зло парировала Танька, сверкая на меня глазами. — Слабые и… несчастные! Не они должны тебя на руках носить, а ты!
— Я счас скажу тебе умную вещь… — снисходительно пыталась я сбить ее гневный настрой.
— Ну, скажи! Первый раз! — Не унималась она и не давала мне продолжать. — Не имеешь ты права так вести себя!..
Я бросила попытки установить волнорезы от штормящей Таньки и ушла в общение с сигаретой, из никотинового тумана посылая Таньке слабые реплики:
— Мы пьяные…
— Нет! Я с каждой бутылки трезвею!.. — И она опасно жонглировала ею перед моим лицом.
— Сорь, не расслышала… — следила я за траекторией бутылки.
— Что?
— Ну, ты что-то еще сказала… — вяло отзывалась я.
— Они — дуры! Вот, что я сказала!
— А-а-а…
— И я тоже!.. — Танька вдруг резко замолчала, а я все же умудрилась уловить какую-то новую интонацию в ее последней фразе.
— Ты про что? Ты-то почему — дура?
— Потому! — Танька отвернулась и схватилась за бутылку. — Потому что — тоже!..
— Что — тоже?.. Тоже? Что хочешь сказать?.. Ты?.. И ты??
— Да!
Теперь онемела я. Ненадолго.
— Танька, не может быть.
— Может!
— Я — тебе? нравлюсь?
Танька нервно вздохнула:
— Было.
— Было? А сейчас?
— Не будем про сейчас!.. — Она помолчала, от вернувшись. — Ужасно! Зачем ты себя так растрачиваешь?!
Я затянулась, с новым интересом разглядывая Таньку:
— А когда это? Ну, скажи! Еще в школе?..
И Танька вывалила всю эту ошеломляющую ин формацию. Седьмой класс. И как однажды летом мы сидели и смотрели, как мальчишки лупятся в волейбол, а я обнимаю Таньку, спасаясь от вечернего холодка, и она замирает… И как она потом ждет… ждет, что что-то будет… А я…
— Танька!.. Ты почему молчала? Почему не сказала тогда?
