Дарья Лаврова - Москва, я люблю его!
Так ни разу и не решилась поговорить с ним, несмотря на мысленные репетиции. Даже сейчас, когда он сидел рядом, вел машину и мог меня выслушать, я не могла. Что-то внутри мешало, запрещало говорить, улыбаться, смеяться. Хотелось, наоборот, дуться, молчать, а если и говорить, то исключительно гадости.
Я отвыкла от него, а внутри все по-прежнему дрожало, злилось, негодовало, рвалось дать сдачи. Раньше я легко могла представить, что обнимаю его, целую, занимаюсь с ним любовью, а теперь – представляла, как говорю ему гадости, язвлю, обзываю, бью руками. Представляла, но не делала. Сил не было. Ни любить, ни бить, ни говорить.
Солодов отвез машину в гараж, достал бутылку белого вина и пластиковые стаканы. Мы перебрались на заднее сиденье. Мы долго целовались, впиваясь в спины, кусая губы, прижимаясь всем телом, цепляясь руками и переплетаясь двадцатью пальцами.
Мы раздевали друг друга под «The Killers», занимались сексом под Брендона Флауэрса, курили последнюю сигарету под Барри Уайта, молча допивали вино под Лару Фабиан, одевались под Битлов.
– Я все знаю, – сказала я, застегнув последнюю пуговицу на все еще влажной после дождя кофте. – Видела фотографии у тебя в альбоме. Левый нижний ящик в книжном шкафу в маленькой комнате. Почему именно я?
– Ты пахнешь точно так же, как она. Я это заметил, когда ты первый раз села ко мне в машину год назад. Тебе хотелось казаться очень смелой, дерзкой и спокойной. Но ты все равно боялась ехать. Не суть. Этот запах… этот парфюм я подарил ей пятнадцать лет назад, когда мы еще были студентами. Она сама выбирала. На тебе они пахнут точно так же, как на ней. У меня чуть крышу не снесло. В машине пахло тобой еще три дня, а меня этот запах преследовал еще неделю. А потом я увидел тебя в институте. Ты фотографировала что-то во дворе. Это было чистое безумие. Я хотел тебя так, что трудно было читать лекции. Решил сблизиться с тобой. Не думал, что это затянется на полгода. После развода у меня не было продолжительных связей с женщинами. Всегда кто-то был, но это не длилось больше месяца. С тобой получилось по-другому
Она была идеалом. Лучше Марины никого не было. Я влюбился, как в последний раз. Хотел от нее детей. Хотел состариться рядом с ней. Хотел семью, как у своей бабушки и деда. Чтобы жениться в двадцать лет. Один раз и на всю жизнь. Я очень любил ее. И сейчас люблю…
Я смотрел на тебя в институте. Как ты сидишь на третьем ряду, болтаешь с подругами, пишешь лекции. Смотрел и видел ее. Засматривался, изучал, как ты поворачиваешь голову, улыбаешься, смеешься, ешь, говоришь… Ты смущалась – а я смотрел на тебя и не мог оторваться.
Я хотел тебя постоянно. И ненавидел. За то, что ты – не она.
Боялся назвать тебя ее именем.
– Боялся назвать ее именем, но не побоялся сделать из меня ее копию? Какой же ты кретин. Я тебя ненавижу…
Слушать Игоря дальше было невыносимо. Я схватила сумку, вышла из машины и толкнула дверь гаража. Она подалась с трудом.
– Ты с ума сошла? – кричал Игорь вслед, заводя машину. – Куда ты пойдешь, глупая? Сейчас половина первого ночи.
Я бежала вдоль гаражей, смахивая слезы и не отвечая ему. Солодов ехал следом за мной. Не прошло и двух минут, как он обогнал меня и преградил путь, поставив машину поперек дороги.
– Я не отпущу тебя.
Игорь брал меня за плечи, а я била его со всей силы. Руками, ногами, не глядя, куда попало.
– Чего тебе еще от меня надо?!
– Останься со мной. – Солодову удалось удержать мои руки. – Пойдем в нашу студию. До утра. И я отвезу тебя домой, к твоему парню.
Мы медленно шли по песчаной дороге, натыкаясь носками обуви на случайные камни. Фонари горели через один. Глядя по сторонам, я узнавала место. Сейчас дорога закончится, и мы свернем в лес, где узкая тропинка приведет к железнодорожной станции.
Солодову позвонили.
– Ложись спать. Я буду поздно. Не жди. Спокойной ночи. Не забудь телевизор выключить, – поспешно ответил он и убрал телефон.
Недалеко прошумел товарный поезд; листья шуршали под дождем. Игорь придерживал меня за локоть, чтобы я не сбежала, и молчал. Свободной рукой я листала телефонную книгу в мобильном. Больше трехсот номеров, а позвонить некому. Оксана была недоступна, Руслан не брал трубку, номера Кати не существовало.
Я думала о том, что будет, если я останусь у Солодова до утра. Мы займемся любовью два или три раза, сходим по отдельности в душ, почистим зубы. Будем лежать на диване, отвернувшись в разные стороны. Игорь сразу заснет, а я всю ночь буду смотреть в стену и видеть то, чего никогда уже не будет.
На экране бесшумного мобильного замигало имя Оксаны.
– Ты чего звонила?
– Можно мне к тебе?
– Сейчас? Ты где вообще?
– У железной дороги.
– Понятно. Как поднимешься, не звони в дверь, все спят. Я открыла уже. Как придешь, закрой на верхнюю задвижку и подгребай в мою комнату.
Каждый раз, каждый день рядом с Игорем, я мысленно решала одну и ту же задачу, у которой не было решения. Куда мне? К нему или от него – со всех ног на предельной скорости? Правильного ответа не было. Не предусмотрели. Не придумали. Не учли. Что-то забыли. Был только выбор. Было время. Небольшая отсрочка перед шагом, правильность и своевременность которого каждый оценивает сам, в своей личной никому не известной системе координат.
Сумма моментов, которые не повторятся.
А я бежала…
От Игоря Солодова через рельсы железной дороги, вдоль давно уже опустевшего рынка, под редкими отсветами окон пятиэтажек, под мокрым ветром, мимо кирпичного магазина, где до сих пор висела вывеска уже не нашей фотостудии. Первый дом, второй, третий, четвертый, пятый, голубой круглосуточный магазин, поворот налево у дома, где мы с Оксаной снимали квартиру год назад. На кухне пятого этажа горит свет, а в моей бывшей комнате светится экран телевизора.
До дома Оксаны шла пешком. Почти задыхаясь от долгого бега и хватаясь руками за деревья. Поднялась на третий этаж, тихо толкнула дверь, зашла, закрыла на задвижку.
В широком коридоре на диване полулежала Оксанина бабушка. Сколько я была у Оксаны дома, бабушка всегда там лежала. Не спала, а просто лежала, слушала, говорила что-то сама себе. Это немного пугало.
Из-под двери Оксаниной комнаты сочился оранжевый свет.
Оксана сидела на полу и собирала большой пазл. На двери шкафа на вешалке висел мужской костюм.
– Возьми мою пижаму и полотенце в шкафу, – сказала Оксана, не поднимая глаз. – Ты же вся мокрая, раздевайся, я сейчас повешу сушить. Кстати, помнишь Диму? Тот самый парень, который учился со мной в одной школе. Он живет с нами, и маме нравится. Вчера ездили вместе в магазин. Знаешь, что купили? Казан, чтобы плов готовить. Он так готовит плов… я никогда такого не ела. Язык проглотить можно. Хочешь попробовать? У нас еще полказана осталось… Вчера вместе готовили, он меня учил.
