Ровена Коулман - Мужчина, которого она забыла
Когда мы дочитали ее до конца – это было в четверг, – Кэйтлин встала, стряхнула с шортиков кедровые иголки и сказала:
– Было здорово, мам, спасибо.
Весь оставшийся день я наблюдала, как она играет у озера с подругами, и вдруг поняла: а ведь этот маленький человечек – моя заслуга. Это я воспитала ее, девочку, которая не стесняется петь перед публикой, с радостью участвует в играх друзей, даже если те забыли ее позвать, и, отложив в сторону книгу про волшебников, зачарованно слушает историю о маленькой гувернантке. Меня охватила необычайная гордость. Уверенность Кэйтлин передалась и мне – значит, я все делаю правильно. Не знаю, понимает ли она это. Да, я создала Кэйтлин, но и она создала меня.
16
Клэр
– Я тут подумал… – Грэг садится рядом со мной на диван. – Может, нам записаться на прием к твоему психотерапевту?
– Психотерапевту… – медленно повторяю я. Я забыла, что у меня есть психотерапевт. Любопытно. До сих пор я могла забыть обо всем на свете, но только не о том, что больна. Даже когда я теряла представление о времени и пространстве, болезнь всегда была рядом, на заднем плане, словно гул от лампы дневного света. Однако сейчас, до того как Грэг упомянул о ней, я совершенно забыла Дайану, моего доброжелательного и раздражающе начитанного врача. Значит, тьма сгущается.
– Я не готова.
– Я не говорю – сейчас. – Грэг хочет взять меня за руку, но не решается. – Можно пока записаться на прием. Честно говоря, Клэр, я думал, что справлюсь лучше. Думал, что буду храбрым и сильным и тогда все выдержу. Я не подозревал, что наши отношения ждет такой поворот. Мне тебя не хватает. Все изменилось, и я не знаю, как быть.
Секунду я молчу, пытаясь понять, почему одни вещи остаются в памяти, а другие нет. Почему я совершенно забыла о Дайане, зато помню в подробностях те двадцать минут, проведенные с Райаном в библиотеке? Почему память держится за это воспоминание, но не говорит мне, как я любила Грэга? Я смотрю на него. Он хороший человек. Я была с ним счастлива, он подарил мне Эстер. Почему же разум не дает мне это почувствовать?
– Прости. Мне меньше всего на свете хочется, чтобы тебе было больно, – говорю я. Грэг вглядывается в мое лицо, будто пытается понять, я ли это. – Ты замечательный человек и прекрасный отец. И очень добр ко мне. На твоем месте я бы давно собрала вещи и сбежала.
– Я ни за что тебя не брошу, Клэр.
– Спасибо, – улыбаюсь я. Болезнь забирает меня по кусочку, но я еще не перестала быть собой и знаю, что правильно, а что нет. Я хочу быть хорошей женой, даже если для этого нужно снова учиться вежливости. – Ты прав, давай запишемся на прием. Как знать, вдруг поможет.
– Спасибо. – Грэг старается не давать воли чувствам. – Ладно, мне пора на работу. Чем ты сегодня займешься?
– Ну, моя тюремщица заперла все замки, так что я, наверное, буду веселиться с Эстер и напишу что-нибудь в книгу воспоминаний. Надеюсь, Кэйтлин позвонит и расскажет, как у нее дела.
– Обязательно позвонит. Что ж, до вечера.
– Я почти наверняка буду здесь, – говорю я.
Грэг уходит, а через несколько секунд – или часов – Эстер приносит мне книжку.
– Почитай, – велит она, взбираясь мне на колени. Я листаю страницы, однако в этот раз не только слова, но и картинки потеряли для меня всякий смысл. А сочинять бесполезно: Эстер знает книгу наизусть и не желает мириться с моими выдумками. Она на меня сердится. Я ее разочаровала.
– Раньше ты читала, мама. Что с тобой не так?
– Вот что, – говорю я и с громким стуком швыряю книгу в стену. Эстер заливается слезами. Я пытаюсь обнять ее, но она вырывается и убегает наверх. Не помню, чтобы она когда-нибудь так рыдала – содрогаясь всем телом, тяжело всхлипывая. Эстер всегда такая жизнерадостная, а я довела ее до слез.
– Что стряслось? – спрашивает мама с порога. Она была где-то в глубине дома, в сотый раз вытирала пыль с одних и тех же вещей. Я недавно поняла, что для нее это способ быть и в то же время не быть со мной рядом. Она прячется в якобы пыльных, а на деле – безупречно начищенных комнатах, чтобы не видеть мои неудачи.
– Я разучилась читать Эстер сказки, – объясняю я. – Она на меня сердится, я на себя тоже. Вот, книгу бросила.
Мама грустно смотрит на меня и садится на край дивана, не выпуская из рук метелку для пыли.
– Лучше бы у меня был рак, – говорю я. – Тогда я хотя бы могла читать Эстер сказки и любить мужа. И меня бы выпускали из комнаты. А сейчас я не на высоте.
– Какие уж тут высоты, – улыбается мама. – Это так похоже на мою дочь – переживать, что ей не покорилась болезнь Альцгеймера.
– Ну, ты тоже виновата. Ты всегда говорила, что ключ к успеху – в том, чтобы быть счастливой, и я довольно рано решила, что все совсем наоборот. А теперь…
Я замолкаю, поскольку в голову приходит мысль, которая никому не понравится.
– А теперь? – настаивает мама.
– Теперь я не знаю, что такое счастье. И что такое чувства, если они так легко забываются из-за тромба в мозгу. Они вообще настоящие?
– Думаю, настоящие, – говорит мама. – Я люблю тебя больше всех на свете, даже больше твоего отца, а его я любила очень сильно. Тебя любит Грэг, и это настоящая любовь, хотя, признаюсь, поначалу я в нем сомневалась. Тебя любят Эстер и Кэйтлин. И многие другие. Это настоящие чувства. Мне кажется, любовь нас переживет. Когда мы уходим, она остается. Любовь реальнее наших тел. Это, – мама щиплет себя за локоть, – всего лишь упаковка.
Я растроганно смотрю на нее. Мама дарит мне надежду – не на излечение, а на покой в голове. В моей бедной, вечно занятой, умирающей голове.
– Пойди, поищи Эстер, – говорит мама. – Вместе можно не только читать. Достаньте краски, поиграйте в саду.
Я киваю и взбираюсь по лестнице. Эстер сидит на полу своей комнаты и глядит в окно. На улице холодно, дует сильный ветер, однако дождя нет.
– Прости, что я бросила книжку, – говорю я. – Я рассердилась. Забыла, как читать слова.
– Иногда я забываю, какая моя буква, – отвечает Эстер. – Знаю, что «Э», но хочу «Дже» – она красивее. Лучше бы меня звали «Дженнифер».
– Хорошее имя, – соглашаюсь я, садясь рядом с ней на пол. – Но ты еще лучше.
– Мама, не грусти, – говорит Эстер. – Будем учить буквы вместе.
– А сейчас чем займемся?
– Сварим шоколад? – широко улыбается Эстер.
– Или порисуем?
– Или пойдем в парк?
– А может, в сад?
– Ладно, – уступает Эстер. – Что будем делать в саду?
При мысли о нашем крошечном садике мне в голову приходит только одно:
– Мы выроем огромную яму.
* * *Впрочем, хватает нас ненадолго. Заскучав, Эстер откладывает совок, идет к воротам и гремит засовом. Бедняжка, ей приходится делить со мной несвободу.