Жестокие намерения - Лилит Винсент

Мы не занимаемся любовью.

Мы трахаемся.

Отчаянно.

Яростно.

Ночи, которые мне суждено работать, мы проводим вместе. Иногда в отеле. Иногда просто катались вместе, слушали радио и держались за руки. Впервые в жизни я счастлива. Искренне — сложно — счастлив. Я ужасный человек по любым меркам, но я не могу заставить себя заботиться.

То, что я была хорошей девочкой, никогда не приносило мне ничего, кроме страданий.

Быть плохой девочкой Лаза освободило меня.

Однако не все ангелы и кексы. Поздно ночью я слышу, как мама и Лаз дерутся. Я не могу разобрать слов, но я знаю, о чем это. Он не будет с ней спать.

Он не любит говорить об этом со мной, но он сказал достаточно, чтобы я поняла, что в течение нескольких недель он мог оправдываться, чтобы не заниматься сексом, или притворялся, что спит, но мама начинает расстраиваться.

Когда мама расстроена, она швыряет вещи. За последние две недели две вазы и три винных бокала испортились.

Я лежу без сна в постели, слушая их споры, но еще хуже, когда они наконец замолкают, потому что я начинаю воображать, что он сдался и занимается с ней сексом только для того, чтобы заставить ее заткнуться. Я часами лежу без сна, представляя, как они это делают. Представляю, как он подходит ко мне и признается в содеянном. Как я буду плакать, а он будет умолять меня простить его. Это чистая агония, но я не могу заставить себя остановиться.

Однажды утром я, как зомби, варю кофе на кухне, и слезы все время угрожают пролиться по моим щекам. Я слышала, как они снова спорили прошлой ночью, а потом зловеще замолчали. Я так устала и взволнована, что уже наполовину смирилась с тем, что они занимались сексом, и это только вопрос времени, когда Лаз подтвердит, что мой кошмар реален.

Он входит на кухню, и одного его вида достаточно, чтобы у меня подступил ком к горлу.

— Бэмби? Что случилось, ты заболела?

Я качаю головой и открываю рот, чтобы умолять его сказать мне, что этого не было, но тут в комнату врывается мама в своем красном шелковом кимоно, и я проглатываю все слова, которые собирался сказать. Они обжигают мое горло и вызывают боль в животе.

У нее за спиной он бросает на меня отчаянный взгляд и скрещивает указательным пальцем свое сердце. Он этого не сделал.

Он не стал бы.

Я ему верю, но как долго мы сможем так продолжать?

Тем вечером за ужином мама в нехарактерно хорошем настроении. Мы едим тушеную говядину в красном вине с жареным картофелем, но еда кажется мне такой тяжелой в желудке, что я могу сделать только несколько глотков, а остальное трачу на ковыряние в тарелке.

Лаз, кажется, отключился и отвечает односложно всякий раз, когда мама задает ему вопрос.

Я сосредотачиваюсь на подсчете луковиц в тушеном мясе, пока мама не вырывает меня из задумчивости, повторяя мое имя.

Я смотрю вверх. — Извини, что?

— Я сказал, что у меня есть вопрос к вам обоим.

Мой почти пустой желудок бьется в конвульсиях. Для меня и Лаза?

— Какой вопрос?

Лаз бросает на меня взгляд, и я понимаю, как панически звучу.

— Я хочу знать, что вы оба думаете о дате, которую я выбрала для мероприятия.

Ее глаза вспыхивают, и в ее голосе есть острота. Как будто меня волнует любой день в году, кроме годовщины смерти моего отца.

— Какое событие? — спрашивает Лаз.

— Наша трехмесячная годовщина. Я подумала, что мы могли бы пригласить мою семью.

Лаз тупо смотрит на маму. — Почему?

— Потому что у нас трехмесячная годовщина, — говорит мама громче, как будто Лаз глухой или глупый. — Мы можем отпраздновать, и семейный праздник напомнит нам о наших обязанностях.

Она смотрит на него, и мои внутренности сжимаются от ужаса, когда я понимаю, о каких обязанностях она говорит. Мама отругает братьев Лаза за то, что он не спит с ней.

— Я спрошу Фабрицио, может ли он привести для Мии одного мужчину, поскольку Драго Ластро явно не подходит, — говорит мама.

Выражение Лаз внезапно становится убийственным. Под столом я вонзаю ногти в бедро. Как мама не замечает ревность, которая внезапно превратилась в бушующий торнадо, кружащийся по комнате?

— Не беспокойся, пожалуйста.

— Я не спрашивал твоего разрешения твоего мнения. Я только хочу знать, подходит ли двадцать третье, потому что я выбрала именно эту дату. — Мама поворачивается к Лаз. — Ну что, дорогой?

Он отводит взгляд от меня и снова смотрит на нее. — Что?

— Дата . Было бы замечательно, если бы нам было что объявить, но это, видимо, вне моего контроля, — бормочет она.

— Есть что объявить, — повторяет Лаз, задумчиво глядя на меня, и я думаю, что он, должно быть, думает о том, чтобы рассказать всем о нас.

Могу только представить, какой хаос это вызовет в присутствии всех его братьев и моих дядей. Вероятно, на танцполе будет пролита кровь.

Он поворачивается к маме. — Двадцать третье? Конечно. Не могу дождаться.

13

Миа

Риета замерла в дверях моей спальни. — Вау, ты светишься.

— Я знаю, — раздраженно бормочу я, хлопая себя по щекам и хмуро глядя на свое отражение в зеркале комода. — Это ужасно.

День дурацкой вечеринки у мамы, а на мне шифоновое платье цвета устрицы, которое мама выбрала для меня. Я просто уложила волосы и практически не нанесла макияж. Я думала, что буду выглядеть дерьмово, учитывая, как плохо я спала, но мой цвет лица кажется светлым изнутри.

Я нелестно взмахиваю волосами вокруг лица, но это бесполезно. Я сияю.

Рот Риеты дергается. — Было, э-э, в последнее время довольна?

Я стреляю в нее раздраженным взглядом. — Риета, пожалуйста.

— Это да.

Это точно да. Лаз находил творческие способы и места, чтобы отвлечь меня. Если мужчина, которого Фабрицио привел в качестве моего жениха, упадет на колени и с первого взгляда станет просить моей руки и сердца, то во всем будет виноват мой возлюбленный.

Сам Лаз появляется позади Риеты в черной рубашке и черных штанах. Он категорически отказывался носить костюм, но мама уговорила его надеть рубашку. Он выглядит совершенно восхитительно.

Моя сестра понимающе улыбается ему и говорит: — Я подожду внизу.

Она везет нас на место, так как решила больше не пить, пока пытается завести