Больше не подруги - Энни Кэтрин
– Мы, кажется, не знакомы.
– Мама, мама! – Майя дергает меня за штанину.
Я наклоняюсь к ней:
– Ты большая молодец и самый милый тигренок на свете!
Майя обнимает меня.
– Спасибо, мамуль.
– Ты пела как умирающая квакающая лягушка, – говорит Сесилия, протискиваясь мимо нас.
– Что, прости? – спрашиваю я, а она поворачивается и показывает Майе язык.
Кэрри наклоняется к Майе и говорит, что пела она прекрасно.
– Сесилия, это некрасиво с твоей стороны, – говорю я.
Сесилия игнорирует меня и идет к Беатрис, которая сверлит меня взглядом из другого конца зала.
Губы Майи дрожат, глаза блестят. Я готовлюсь к потоку слез, но тут Макс подхватывает ее на руки и кружит.
– Ты была неподражаема, Майя Джамбалайя, – говорит он, заимствуя обращение у Эйвери.
К нам подходит Крэйг, и Макс ставит Майю на пол. Крэйг предлагает Максу собраться на гольф и кладет руку на спину Кэрри.
Черт, черт, черт.
Я смотрю на Беатрис. Естественно, она пялится на нас так, словно здесь происходит убийство. Если я не уйду как можно скорее, убийство и правда произойдет. Убьют меня.
Я отвожу взгляд и вдруг натыкаюсь на прищуренные глаза Эленор. Наверное, она знает Кэрри из-за всех этих судебных разбирательств. Надеюсь, она понимает, что я на ее стороне. Из этой ситуации мне победителем не выйти.
– Мамочка, мне нужно в туалет, – говорит Майя.
Я беру ее за руку, и мы идем в туалет, пока не разверзся ад на земле.
– Мне очень жаль, что Сесилия такое сказала, – говорю я и легонько сжимаю ее руку. Пусть знает, что она может рассказать мне что угодно, и уж тем более о задирах.
Майя делает глубокий вдох, разминает шею и говорит:
– Мам, все хорошо. Меня не волнует ее мнение.
Ответ меня удивил, но я рада, что она не прислушалась к ее словам. Майя куда сильнее, чем я думаю.
Мы выходим из туалета, и в меня практически влетает Эленор. Я отпрянула.
– Вот ты где. Видела, как ты говорила с юристом. Ну что, с меня снимут обвинения? – Она умоляюще смотрит на меня, и я снова чувствую себя так, словно из меня выпустили весь воздух.
Хотела бы я ответить «да», сказать, что все каким-то чудом удалось, но последнее время все в моей жизни катится к чертям, и это – не исключение.
– Я над этим работаю, – наконец говорю я.
Глава 34
Я прижимаю большой конверт к груди, будто он собирается выпрыгнуть из моих рук. Я не смотрю на адрес отправителя – и без того знаю, откуда это. Переворачиваю конверт и вскрываю.
Я столько лет не решалась обратиться в агентство и только на терапии поняла, что готова. Больше я такой ошибки не допущу. Засовываю палец в рот, чтобы унять жжение: я так торопилась открыть конверт, что порезалась бумагой.
Внутри лежат официальный документ и два конверта от агентства по усыновлению. Оба подписаны красивым почерком с завитушками.
Макс видел, как я забрала конверт из почтового ящика, и, осознав мое состояние, похожее на транс, ушел с Майей из дома. Я понимаю, что они скоро вернутся, и как можно быстрее запихиваю все обратно в конверт и поднимаюсь в нашу спальню. Закрываю за собой дверь, сажусь к изголовью кровати и кладу туда подушку. На тумбочке есть коробка бумажных салфеток и стакан воды с вечера.
Я достаю документ с «неидентифицирующей» информацией. «Вашей биологической матери было шестнадцать лет, и она проживала на Среднем Западе». Ей было шестнадцать, когда она родила меня. Шестнадцать! Ого. Руки дрожат. Это уже многое объясняет. Я читаю описание внешности моей биологической матери, выискивая сходства.
У нее тоже голубые глаза и светлые волосы. Она весила сто пятнадцать фунтов и ростом была пять футов и шесть дюймов[34]. Я делаю резкий вдох. В шестнадцать лет у нас были очень похожие фигуры. Я зажмуриваюсь. Вот откуда я произошла. С ума сойти. По телу бегают мурашки. Открываю глаза и читаю описание отца. Каштановые волосы, карие глаза, пять футов и одиннадцать дюймов, сто шестьдесят фунтов[35]. Интересно, у меня его нос, форма глаз, линия челюсти? Чьи у меня уши? У нас похожие интересы? Я больше похожа на биологическую мать или отца? Этих данных недостаточно, но это хоть что-то.
Выждав мгновение, я откладываю документ, берусь за конверты и переворачиваю их, чтобы узнать дату отправки. Ноябрь тысяча девятьсот восемьдесят второго и октябрь две тысячи второго.
Я беру стакан с водой и делаю глоток, но рука дрожит, поэтому часть воды выплескивается на футболку. Открою письма по порядку, вот только страшно, что там может оказаться.
15-е ноября, 1982
Мое солнышко, я даже не знаю, с чего начать. Не уверена, когда ты это прочтешь, но, надеюсь, ты счастлива.
Я называла тебя солнышком, когда была беременна. В ответ ты пиналась, думаю, прозвище тебе нравилось. Еще я частенько пела тебе Best of My Love от The Emotions.
Когда мои родители узнали, что я беременна, то отправили меня к бабушке до самых родов. Им было стыдно. Бабушка поддержала меня, а вот родители не смогли.
После родов я вернулась в родительский дом, и мне сказали делать вид, будто этого никогда не было. Но я хочу, чтобы ты знала: я никогда тебя не забуду, хоть я и целовала тебя один-единственный раз в жизни, а потом тебя унесла сестра.
Твой отец – мой парень из старшей школы. Я любила его, и, наверное, все еще люблю. Я не видела и не разговаривала с ним с тех пор, как мы узнали, что я беременна. Родители не разрешали. Я скучаю по нему. Не знаю, будем ли мы вместе.
В агентстве посоветовали рассказать тебе о моем здоровье. Я здорова в свои семнадцать, твой биологический отец – тоже. Никаких серьезных болезней у нас в семье нет. Надеюсь, это поможет.
Теперь к самому сложному. Я хотела тебя оставить, но мне всего семнадцать, и я несовершеннолетняя. Родители сказали мне отдать тебя в приют. Мне больше некуда идти, разве что к бабушке. Я их не виню. Они считают, я слишком мала, чтобы заботиться о тебе, мол, я сама еще ребенок. Я надеялась, что они передумают, но они ни
