Крепкий орешек - Ольга Дашкова
– Ты знаешь, мне кажется, он влюбился, – Карина округлила глаза, облизнула губы и заговорила уже зловещим шепотом.
– И как ты это поняла? Может, что другое произошло в семье или на работе? Как у нас вообще с бизнесом, нас не уволят, «Два барашка» не на грани разорения?
– Нет, нет, все нормально, но я точно уверена, он влюбился. В самом конце курсов Льва Корнеева, приехала одна дамочка. Она еще заказала тот самый рибай, который ей не понравился. Который, по ее словам, ты сделал отвратительно. Я слышала каждое слово, что она высказала Геннадию Викторовичу.
– Она вроде не местная, на нашу не похожа.
– Еще какая не местная. Но я видела, какие между ними были искры, я еще тогда поняла, что они знали друг друга когда-то в прошлом, а потом я навела справки.
Карина поправила рыжие кудри, глаза ее блестели, Вася был готов просто смотреть на нее часами и слушать.
– Она появилась, Орехов ушел в отпуск, а когда вернулся, женщина пропала, а он начал пить. Они точно были вместе, и что-то у них пошло не так. Она же еще приходила – за вещами, один странный таксист привез какой-то чемодан, и тут же позвонил Геннадий Викторович, сказал чемодан взять и спрятать у него в кабинете. Кстати, чемодан не из дешевых, у меня дома такой же, значит, дамочка очень дорогая штучка, я это поняла по ее повадкам и стильным шмоткам.
– Когда она приезжала?
– Сразу, как Орехов вернулся, между ними был очень страстный разговор на повышенных тонах, я не буду врать, не слышала ни слова. С ней еще был мужчина, кудрявый такой, смотрел по сторонам и ничего не понимал. Они ушли, шеф остался один и после этого ушел в свое «крутое пике». А после этого я навела справки. Она у нас госпожа-мадемуазель Галич, известный ресторатор, владелец одного модного журнала, и приехала как раз писать рецензию на Леву Корнеева, но я копнула дальше.
– Ты просто сыщик, Каринка.
– Попросила одного папиного знакомого навести справки.
Василий поморщился, не любил он, когда Карина напоминала о папе. Папа у нас депутат, очень богатый, известный и строгий мужчина. Он ни за что не отдаст свою кудрявую принцессу замуж за какого-то поваренка. Надо быть таким, как Орехов. Иметь ресторан, быть успешным, уверенным, наглым, держать всех и все в железном кулаке. Уверенности и наглости Василию было не занимать, а со всем остальным было пока туго.
– Оказывается, раньше мадемуазель Галич звали Аделина Канарейкина. И наш шеф Геннадий Орехов был ее одноклассником, и мне кажется, у них была любовь. Это так романтично, я когда узнала, чуть не заплакала. И вот что-то там у них произошло. Они расстались, она вышла потом замуж за француза, умотала в Париж, но сейчас, через столько лет, они снова встретились, и вспыхнула страсть.
– Тебе надо не в ресторане работать, а романы писать любовные.
– Не знаю. Может быть, когда-нибудь у меня будет такое желание, но не сейчас. А сейчас нам надо как-то выводить Орехова из этого адского состояния.
– И как нам это сделать?
– Ну, во-первых, ты приготовишь ему какой-нибудь горячий супчик. Я постараюсь отобрать бутылку, за которой он придет. Еще надо подключать тяжелую артиллерию, позвонить Терехову, его он уважает. Шеф должен послушать своего друга, как-то взять себя в руки и вернуть свою парижанку.
– Она француженка?
– Да, я же тебе говорила, Вася. Ты вообще чем слушаешь?
– Я слушаю плохо, когда ты рядом, у меня обостряются другие чувства. Я тебя люблю и хочу всегда и везде.
Василий говорил каждый день, что любит Карину, но предложение делать боялся. Вот уже две недели он носил в кармане кольцо. Конечно, не с огромным бриллиантом, а с маленьким, скромным и милым. Может быть, оно не подходит его яркой и сексуальной Карине, но зато от всего сердца. Она, как ураган, ворвалась в его жизнь – с рыжими кудрями, зелеными глазами, длинными ногами в коротких юбках. И Василий был обречен на любовь, по-другому быть не могло.
– Где этот рукожоп Вася? Где, блять, я спрашиваю, ваш су-шеф, почему не на рабочем месте?
– Упс, шеф спустился с небес. Ты только сильно не обижайся, что он так кричит. Это все нервы, я прикрою, давай беги.
Василий кинулся на кухню, а перед дверями остановился, улыбнулся, вошел, оглядывая коллег, которые застыли на месте.
– Геннадий Викторович, вы сегодня опять в плохом расположении духа? А давайте я вам супчика горячего сварю из потрошков, с похмелья самое то!
– Закрой рот и сделай рибай.
– Господи, вас не тошнит от него?
– Нет. И не спорь, а то тебя самого затошнит. Сделай, говорю.
– Хорошо, рибай и супчика. Договорились?
– Хрен с тобой, сделай супчик. И не расслабляться никому!
Гена вышел с кухни, тяжело ступая, пошел обратно в свой кабинет через бар ресторана. Нужно было захватить бутылочку какого-нибудь крепкого алкоголя и вновь закрыться в своей берлоге, налить немного и долго думать о том, что произошло.
Орехов был не столько пьян, сколько огорчен и разочарован этой жизнью. Он просто наливал в бокал виски и сидел, смотрел на него полтора часа, не делая ни глотка. Все думал об Аделинке, о том, как у них все было в деревне, и как было хорошо. О том, как другой, не менее дорогой человек может сломать жизнь собственному ребенку.
Хорошо, что он не стал выяснять отношения с матерью и Ленкой перед Аделиной. Орехов тогда посидел в бане, выпил, подумал, а вот уже утром, умывшись ледяной водой, пошел высказывать своей матери все то, что он думал по поводу случившегося.
Слов было сказано много, Гена не стеснялся в выражениях, мать плакала, просила прощения, говорила, что черт попутал, но он не верил. Не черт, она сама виновата в том, что постоянно лезет в его жизнь, считая, что делает как лучше.
Пусть теперь пожинает плоды своей подлости и глупости, совершенной когда-то, он пока не хочет и не готов с ней общаться, как и видеть. С Ленкой обошелся строже, та получила по полной программе, в выражениях Гена не стеснялся.
И вот теперь уже месяц как он сидит в
