Тихоня для бабника (СИ) - Ольга Корк
— Уля, ахаха, смешно. Какая она Уля, Ромка она, смотри, мужик, аккуратнее, стоит один раз девчонку поиметь, а она уже готова планы на свадьбу строить. По крайней мере ее номер пришлось блокировать, столько звонков сыпалось! — Женя с наглой улыбкой посмотрел в глаза Сергееву и пошло подмигнул. — Хотя в твоём случае и правда лучше звать ее Улькой, а то получается Ромка натягивает Ромку. Ахахахаха.
Доронин захлебывался смехом, довольный своей шуткой. А мне стало так невыносимо мерзко на душе, что в глазах начали закипать слезы. Опять! Только с той разницей, что в последнее время я плакала от счастья, а вот теперь как будто вернулась в то время, когда я еще не знала Сергеева.
Но веселится Жене пришлось недолго, Рома осторожно задвинул меня за спину, передал поводок Зевса и, ничего не говоря, сделал один короткий шаг ближе к Доронину.
Резкое движение Сергеева и вот самая позорная ошибка в моей жизни уже не смеется, он двумя руками держится за лицо и болезненно мычит.
— Идем, Уль, видишь, парню плохо, напился, упал, нос разбил… Пойдем, незачем тебе на него смотреть.
Разворачиваясь ко мне, Рома сделал банальную подсечку и Женька действительно упал.
Уходила я без малейшего сожаления и даже не пытаясь обернуться. Мне хватало роя мыслей в голове, чтобы испуганно жаться к Ромке и бояться начать разговор.
Глава 22 Сергеев
Злость клокотала внутри меня, грозясь вырваться. Сдерживаться с каждым шагом становилось все тяжелее. Хотелось на минуту, вот буквально на пару мгновений, оставить Ульку под присмотром Зевса и, вернувшись назад, втоптать кусок говна в асфальт. "Ромка Ромку натягивает" — звучал в голове мерзкий голос и я буквально сатанел. Но стоило посмотреть на Улю и приходилось, сцепив зубы, идти в сторону дома, уводя ее от того придурка, который парой фраз так ее расстроил. Господи, да было бы из-за кого переживать!
Она молча жалась к моему боку и выглядела такой глубоко несчастной, того и гляди расплачется. Голова опущена, плечи поникли, носом еще периодически шмыгает. Да за один такой ее вид мне хотелось этого Женю отпинать. Что она вообще в нем нашла? Неужели ей и правда он когда-то нравился?
— В первый раз его таким вижу, — начала Уля, будто прочитав мои мысли, — раньше он был совсем другим. Важным да, знал, что многим девочкам нравится, но столько злости в нем не было. А в клубе…
— Уль, не надо мне ничего объяснять, — я старался говорить как можно спокойнее, но, кажется, у меня не получалось.
Потому что надо! Потому что я не понимал: как моя Улька, добрая, светлая, тихая девочка, могла связаться вот с таким куском дерьма, пусть даже на одну ночь и выпив перед этим!
— Нет, не должна, но мне сейчас так стыдно и мерзко, что я просто не понимаю. Как я могла не разглядеть вот это за фасадом учтивости и милых улыбок. Самой от себя мерзко, понимаешь?
Оо, а вот это я понять мог. Возможно, Уля даже не представляет, насколько хорошо я понимал, когда стыдно за свои поступки или мысли. Не нужно далеко ходить, я буквально минуту назад злился на свою Ромашку, в то время как она терзает себя нелепым чувством вины.
— Эй, ты вся дрожишь, — почувствовав, как в очередной раз поежилась, принялся растирать ее спину ладонью, — завтра же поедем тебе за нормальной зимней одеждой, поняла?
— Да нет, Ром, я…
— Поедем! А будешь отказываться, вместо красивый шубки куплю комбинезон. И шапку-ушанку!
Улька в ответ тихонько хихикнула, а потом, прекратив сдерживаться, весело расхохоталась.
— Ромка, ты чудовище, знаешь?
— Угу, но я тебе нравлюсь, — заявил самоуверенно и самым наглым образом улыбнулся, что тот кот.
— Да и я даже не буду отрицать.
Если можно было бы улыбаться шире, я бы так и сделал, но, боюсь, лицо поперек треснет. Поэтому просто подхватил Ульку на руки и со всей ответственностью принялся целовать смеющуюся девушку.
— Ты чудо, знаешь? — поставив свое сокровище на ноги, снова прижал ее к своему боку. Зевс, терпеливо ждавший, пока хозяева вспомнят о нем несчастном, нетерпеливо гавкнул и с упорством локомотива потащил нас домой.
Мы старательно шутили, играли с Зевсом и больше не поднимали тему про Евгения.
— Ро-ом, — жалобно протянула Уляша, когда особо сильный порыв ветра заставил ее спрятать лицо где-то у меня под мышкой, — а предложение купить ушанку еще в силе?
— И ушанку, и тулуп, и валенки, если понадобится. Ты мне здоровой нужна.
— А сопливой не нужна буду? — сверкнула хитрым взглядом.
— Вся нужна, даже вместе с соплями, а вот человечку в твоем животе нафиг не сдались всякие таблетки. Поэтому прекращай экономить мои деньги уже, я не только для тебя стараюсь!
Обняв упрямицу, заглянул ей под капюшон и хотел шуточно рыкнуть на нее для устрашения, но увидел, что у нас намечается потоп.
— Улька, нет! Не начинай плакать! — панику изобразить почти не стоило труда. И, видимо, так это у меня хорошо получилось, что Романова удивленно захлопала глазами и вполне спокойно спросила:
— Почему?
— Я салфетки не взял.
Виновато развел руками и еле успел увернуться от кулачка, летящего мне в бок.
— Дурак!
Задрав свой покрасневший носик, Ульяшка пошла к подъезду, а я только покивал, глядя ей вслед. Дурак, конечно, зато удалось избежать очередного слезоизвержения. Честное слово, временами эта девчонка напоминала мне лейку.
В тот вечер казалось, что Улька успокоилась, что я смог отвлечь ее от мыслей о Доронине и она прекратила загоняться по поводу "какую ошибку я совершила". Ошибка не ошибка, но в ее животе жил маленький карапуз. Я не смог сходить с Уляшей на УЗИ, но фотография головастика привела меня в восторг. Никогда не думал, что, глядя на черно-белое зернистое фото, можно испытывать такие эмоции.
Мне хотелось, очень бы хотелось, чтобы этот ребенок был моим. Нет, он и так мой, ведь Улька вся моя от упрямой макушки до постоянно замерзающих стоп. Я даже после встречи с мудаком, смеющим называть себя мужчиной, не принимал ту правду, где ребенок не единоправно принадлежит Ульяне, а значит, и мне. И все же хотелось быть не просто будущим папой, а тем, кто приложил некоторые усилия к зарождению новой жизни. И в идеале хотелось, чтобы эта жизнь зародилась чуточку позже. Мне было мало времени с Улькой, времени, которое принадлежит только нам одним. Я все чаще ловлю себя на мысли, что не готов