Выпускной. В плену боли (СИ) - Любовь Попова
Глава 48. Демьян Одинцов
— Тебя что — то беспокоит? — спрашивает Лис, он же Серега Самсонов, футболист. Наши родители общались еще когда нас не было. Потом общение сошло на нет, но мы с Серым друг друга не потеряли. Частенько тусили вместе, в футбол гоняли, на байках играли со смертью. У него на лице совершенно тупое выражение лица. Чистая, незамутненная влюбленность. И как он заметил, что я какой — то не такой, если уже минут пятнадцать переписывается.
— Ты у нас стал экстрасенсом? — встаю и иду курить. Башка после вчерашней попойки раскалывается.
— Да нет, просто ты обычно шумный. На гитаре играешь, а в этот раз прям не узнать.
На улице не по-летнему прохладно, но мы все равно стоим в одних трусах, смотря как Милан только просыпается. Краски такие яркие, что слепят. А все происходящее порой рябит, словно плохая запись. Вот-вот еще минута и я очнусь там же, в сыром, пропахшем фекалиями и сексом подвале.
— Дем?
— Ничего интересного я тебе не расскажу. А что у тебя с сестрой Ефима? Он вообще в курсе, что ты ее пялишь?
— Еще нет. Ей же пятнадцать только.
— Ну кого, когда останавливало.
— Ну надо хоть возраста согласия дождаться. Ефим не в курсе, а ты откуда знаешь?
— Видел фотку у него в телефоне. Звонила вчера. Так что ты аккуратнее.
— Да мы так, дружим считай.
— А с Васей ты тоже дружишь? — киваю на спящую на диване девчонку, с которой Лис вчера зажигал.
— Много вопросов задаешь, нет?
— Как и ты.
— Это я еще про подвал не спросил. Мне отец коротко рассказал, что тебя с какой — то девчонкой на неделю заперли.
Поговорить? Рассказать? Всю правду или краткую версию, более приличную. А может нахуй послать, потому что мое это только. Даже учитывая наше долгое общение, Серега последний, кто поймет.
— Было дело.
— И что?
— Ничего. Пойду еще посплю. Ты тоже не стой на морозе, а то будешь по полю сопли свои собирать.
Лис поворачивается ко мне и удивленно смотрит.
— Мам, ты как — то резко изменилась.
— Да пошел ты, — цепляю бутылку бурбона и в спальню свою иду. Мы эту квартиру давно купили. Отец сюда не лезет, это мое пространство, мое личное место для тусовок. Но чем больше тел я переступаю, тем больше думаю, что никого не хочу здесь видеть. Даже в туалет не зайти, и тут тела валяются.
— Так, заебли, встаем, — беру за шкирку какую — то девчонку. Ее тут же на меня рвет. Бляяя. — Живо! Встаем! Покидаем помещение!
Вялые тела, словно кегли мечутся и бьются друг об друга. Я в какой — то момент просто выкидываю всех, кого не знаю, даже Серега забирает свою Василину и уходит из квартиры. На последок, кинув:
— Тебе может к психиатру?
— Со своей жизнью разберись! — хлопаю дверью. Шумно дышу. Удар в дверь. Еще удар! Открывайся мать твою!
Нажимаю на ручку, работает. Дверь открывается, у меня есть возможность выйти на свободу, у меня есть возможность контролировать свою жизнь. Но ощущение такое, словно стены давят. Словно сейчас расплющат меня. Я выбегаю из квартиры. Спускаюсь на первый этаж и вырываюсь на улицу. Сажусь прямо там на крыльце, дышу городским воздухом. Втягиваю глоток за глотком, словно никак не могу надышаться. Словно вот-вот просто умру. Голова кружится. Живот от голода привычно ноет. Кажется, эти ощущение навсегда останутся со мной. Надо Асе рассказать. Сейчас трахну ее и легче станет. Всегда становилось легче.
Поднимаю задницу с лестницы под удивленными взглядами прохожих. Поднимаюсь на этаж, толкаю дверь.
— Ася, иди сюда. Ася!
Ищу ее по квартире, слыша, как льется вода в душе. Опять она там.
— Ася! — открываю дверь ванной и застываю. Я бы и сказал, что Ася могла волосы покрасить, если бы не жирная задница девушки, которая моется. У Аси маленькая упругая попка, которую так приятно было растягивать под свою ладонь.
— Демиан? Звал меня? — корявый русский раздражает.
— ты не Ася.
— Нет, — смеется она. — Я есть Линка. Хочешь мыться? Ты грязный.
Она шагает в сторону, а меня раздражение берет. Это место Аси, какого хрена она тут делает эта шмара?
Хватаю полотенце с вешалки, кидаю в Линку, что подцепил вчера на матче.
— Вали отсюда.
Она удивленно моргает. Но очевидно ей не привыкать. Берет полотенце, не спеша вытирается, словно специально меня раздражая.
— Ты не слышала?! — хватаю ее за темные волосы. — Вали отсюда, пока не убил.
Она испуганно падает на пол…
— Ася? Асенька. Прости меня, Тебе больно?
— Отвали меня, русский псих! — кричит Ася не своим голосом, толкает меня. Ослабевшие ноги не дают удержаться, и я просто валюсь на стену, сползая по ней.
— Ася! Ася вернись, сука! Вернись, любимая.
Прямо там, в ванной и засыпаю. Чувствую только как меня несут, рядом матерятся по-русски.
— Ты вроде говорил он, голодал, чего тяжелый такой.
— Может сдох уже просто.
— Руки убрали! — пихаю кого — то. Глаза открываю, вижу Серегу и Ефима. Мутит, тошнит, плющит.
— Ну от тебя и разит, Одинцов.
— А Лис сеструху твою пялит.
— Что? — шок на лице Ефима осязаем.
— Это не правда! Мы просто общаемся!
Я забираюсь на кровать под звуки ударов и матов. Утыкаю радостную рожу в подушку. Радует, что больно сейчас не только мне.
Открываю глаза в темноте. Резко дергаюсь. Поворачиваю голову. Ася. Маленькая моя, рядом. Тяну ее к себе, целую в рваные волосы, втягиваю ее запах, пробивающийся сквозь зловония подвала. Глажу талию, упругую попку, бедро. Приподнимаю. Налившийся кровью член тут же скользит внутрь нежного лона. Она стонет, тянется, а я двигаюсь все быстрее. Быстрее. Быстрее. Грудь ее сжимаю, сосок тяну.
— Давай, давай, наплюй на все, ты сможешь кончить, — стягиваю шею, другой рукой держу бедро, вбиваясь в сладкое нутро на полной скорости. — Ася, говори со мной, говори… Ася, говори со мной.
Ее молчание пугает, ее безвольное тело снимает возбуждение по щелчку пальца. Я поворачиваю к себе юное тело и задыхаюсь, когда вижу пустые глаза и рваную рану в районе живота.
— Ася… Ася!
— Демьян! Демьян, твою мать, хорош орать! — меня дергают сквозь сон. Я оказываюсь напротив Лиса, у которого красуется фингал под глазом. — Чувак, тебе реально нужна помощь, а мы завтра стартуем.
Я встаю с кровати. Одеваюсь в то, что нахожу.
— Ну и куда
