Безжалостные обещания - М. Джеймс
— И я о том, — перебивает Ана. — Катерина выросла в этой жизни, зная о том, что происходит, о том, каковы мужчины. Осознавая, что им приходится делать, какие стены они должны воздвигнуть, чтобы справиться с этим. Я уверена, что некоторым из них это доставляет удовольствие, но таким мужчинам, как Лука, нет. Он угрожает нам, потому что чувствует, что должен это сделать, потому что чувствует себя преданным и не может этого допустить. Это заставило бы его выглядеть слабым. И…
— И что? — Я не могу до конца поверить в то, что она говорит, особенно в ее состоянии. — Как ты можешь так говорить, после того, что он сделал…
— Это сделал Франко, а не Лука. Я не очень хорошо знаю Луку, но я уверена, что он никогда бы не сделал ничего подобного с женщиной. Возможно, и не кто-нибудь другой. Есть разные пытки, и есть то, что сделал Франко. — Она с трудом сглатывает. — София, Лука попросил меня внедриться в Братву.
— Я знаю, что он это сделал, но…
— Нет, ты меня не слышишь. Он попросил. — Ана многозначительно смотрит на меня. — Он мог бы приказать мне. Он мог бы угрожать мне. Франко пытался отговорить его от этого — вероятно потому, что боялся, что я узнаю, что я и сделала. Но Лука попросил меня сделать это. Он взывал к моей дружбе с тобой. Он уговорил меня на это. Он не прибегал к требованиям или угрозам. Он тот, кто прибегает к насилию только в случае необходимости. И не только это.
— Что ты имеешь в виду?
— Я думаю, он тоже влюбился в тебя. Он зол не только потому, что чувствует себя преданным, но и потому, что это была ты. Каким он был в медовый месяц?
— Идеальным. — Это слово удивляет меня, даже когда я его произношу, но это первое, что приходит на ум. — Он отвез меня на Мюстик и выкупил весь остров, так что остались только мы. Он даже точно запомнил марку шампанского, которое мы пили на нашей свадьбе, и взял его с собой в самолет. Все было по-другому, даже секс. Он был милым, романтичным и… — Последнее слово трудно произнести, но мне все равно это удается. — Любящим.
У меня снова болит грудь, и я чувствую, как горят мои глаза.
— Я чувствовала, что могу влюбиться в него. Как будто мы влюблялись друг в друга постепенно. И, я была так счастлива и так печальна одновременно, потому что мне было так хорошо, но это ничего не меняло. Я знала, что мне все еще нужно уехать из-за ребенка. А потом, когда мы вернулись и нашли тебя… мы сработали как команда. Впервые мы почувствовали себя настоящими партнерами. Он помог мне занести тебя внутрь и уложить в ванну. Он принес мне все необходимое, чтобы привести тебя в порядок. Я не могла бы и мечтать о ком-то лучшем, кто был бы рядом со мной и помогал мне сохранять спокойствие. А потом, когда мы ждали, когда ты проснешься… — Я прерывисто вздыхаю, мое сердце снова сжимается от воспоминаний. — Он извинился передо мной за то, что я потеряла, когда мы поженились. Мое образование, мою карьеру. Он действительно извинился искренне.
— Серьезно?
— Он сказал, что понял это, когда увидел твои ноги и понял, что у тебя отняли. Он сказал, что понял, что отнял у меня. И ему очень жаль.
— Черт. — Ана тихо присвистнула. — Все действительно было лучше. А потом он узнал, что мы сделали.
— Я чуть не рассказала ему о ребенке, когда он извинился. Думаю, это хорошо, что я этого не сделала. — Я делаю паузу, вспоминая наш разговор за ужином. — Я спросила его о том, как бы он отнесся к тому, чтобы стать отцом, пока мы проводили наш медовый месяц. И он ответил мне серьезно. Ответ тоже был не таким, как я ожидала, он сказал, что хотел бы, чтобы сын продолжил его наследие, но что он не стал бы ставить дочь в такое же положение, в каком оказались мы с Катериной. Это прозвучало… это прозвучало почти так, как будто он хотел детей. И у меня была некоторая надежда…
— Пока не теряй надежды. — Ана сжимает мою руку. — Лука еще не знает о том, что сделал Франко. После этого наше предательство может показаться немного менее серьезным. Ты простила его однажды, возможно, он все еще склонен простить тебя.
— А что насчет ребенка?
— Побеспокойся об этом, когда он вернется. У тебя еще есть немного времени, прежде чем малыш начнет показываться. В любом случае, прямо сейчас нет разумного выхода. Поэтому, когда Лука вернется, поговори с ним. Попытайся урезонить его. Возможно, ему просто нужно некоторое время, чтобы успокоиться.
До меня внезапно доходит, что Лука направляется на конклав, понятия не имея о предательстве Франко.
— Черт, Ана. Кто-то должен сказать Луке. Кто-то должен предупредить его о Франко…
— Виктор собирается поговорить с ним на конклаве, — устало говорит она. — Он знает, что Франко сделал с Колином. Он собирается все рассказать Луке, и они встретятся лицом к лицу с ирландцами. Это еще одна причина, по которой Братва, это не выход для тебя. Он собирается снова объединиться с мафией, так что он не собирается рисковать этим, вытаскивая тебя.
— Что будет с Франко? — Спросила я.
— Надеюсь, они, черт возьми, убьют его. — В голосе Аны слышится горечь, и я едва ли могу ее винить. Если бы у меня была возможность убить Росси собственными голыми руками, я бы получила от этого удовольствие. А Франко поступил с ней так же и даже хуже.
— Ты можешь помочь мне дойти до ванны? — Она поворачивается, чтобы посмотреть на меня, и я вижу, что она снова побледнела. — Я думаю, горячая ванна пошла бы мне на пользу.
СОФИЯ
Как только я помогаю Ане забраться в огромную ванну-джакузи, я брожу по пентхаусу, слишком встревоженная и суетливая, чтобы усидеть на месте. Единственная комната, в которой я никогда не была, это кабинет Луки. Я ловлю себя на том, что иду в ту сторону, хотя знаю, что там, вероятно, есть камеры слежения или еще какое-нибудь дерьмо, из-за которого у меня будут ужасные неприятности, если мне удастся проникнуть внутрь.
Она, наверное, все равно заперта. Лука никогда бы не оставил свой кабинет открытым, это единственная комната, о которой он очень
