Это всё ты - Елена Тодорова
– Боже мой… Нет! Не целуй ее! Пожалуйста!
Он поворачивает голову. Смотрит на меня абсолютно черными глазами и ухмыляется. Смех волнами отбивается от стен и летит затяжным эхом в окружающую нас пустоту.
Ян снова смотрит на Киру.
И… Целует ее.
Смущающе страстно. Болезненно глубоко. Завистливо ласково. Шок не сразу позволяет понять эти ощущения. Но вскоре я допираю, что первыми здесь являются мои чувства, вторыми – его действия.
В то время как в груди разрывается сердце, низ живота стягивает узлами и прошивает жгучими спазмами. Жар в теле становится убийственным.
Да пусть я уже умру от банального гриппа!
Я рыдаю в голосину, но Яну с Кирой это не мешает. Постанывая от удовольствия и завораживающе покачиваясь навстречу друг другу, они продолжают целоваться.
Кричу от боли и бессилия, но не работает даже это… Потому я просто зажмуриваюсь и убегаю. Преодолеваю каких-то пару метров и вдруг оказываюсь на краю темного ущелья. Ветер бросает мне в лицо мои запретные мечты. Кружась, заплетая вокруг меня саван. Подгоняет шагнуть дальше. И я… Шагаю.
Пока лечу в пропасть, в какой-то момент легче становится. Разлетаюсь на куски, чувствую это. И вдруг нервную систему сотрясает страх, заставляя дернуться и резко проснуться.
Пару минут пялюсь в потолок. Осязая себя в реальности, которая, увы, ничуть не лучше сонного бреда, понимаю, что тело мокрое от пота, а лицо – от самых настоящих слез.
Проходит немало времени, прежде чем мне удается подняться, чтобы привести себя в порядок.
А потом… Только я восстанавливаю энергию, которую потратила в душе, родители проводят в мою комнату Святика.
– Лекарство прибыло, дочь, – юморит не в тему папа.
«Ахаха», – звучит в подсознании голосом Яна, вынуждая меня покраснеть.
– Оставим детей, – улыбается заговорщицки мама.
К сожалению, я не могу возразить.
Они выходят, а Свят шагает к моей кровати. Присаживаясь, кладет мне на колени тяжелый и освежающе прохладный букет кремовых роз. Касаясь лбом моего лба, нежно обнимает.
– Надеюсь, это не из-за меня, – шепчет, проникая внутрь меня нотками какого-то сожаления и раскаяния.
– Что?
– Ты заболела…
– Нет… Конечно, не из-за тебя.
Для самой себя как-то странно и очень горько хмыкаю.
Святик прижимается крепче.
– Прости, что накричал на тебя вчера и что усомнился из-за этой чертовой крови в том, что ты говоришь правду. Сам не знаю, что на меня нашло, – изливает душу, как всегда, открыто и искренне. А я ощущаю новые уколы боли, вины и стыда. – Прости, ангел. Тупо психанул, признаю. На ровном месте. Мне очень жаль. Долго ждал встречи, а потом расстроился, что ценное для меня время так бессмысленно израсходовано. Но я не хотел тебя обидеть. Это… Это первая наша ссора, и мне после нее было ужасно хреново. Я глаз не сомкнул.
Машинально скольжу ладонью по тонкому пуловеру, чтобы обнять Свята в ответ. Он не понимает, что своими словами лишь усиливает мои страдания. Однако это тот случай, когда и не должен понимать.
– Все хорошо, – шепчу и целую его в щеку.
Пусть хоть кому-то из нас станет легче.
– Ты не обижаешься?
– Нет.
– А почему у тебя выключен телефон?
– Просто… Разрядился, наверное. Батарея на нуле была еще ночью, но я поленилась искать зарядку.
– Давай, поставлю.
– Нет, – спешу удержать, потому как Усманов уже поднимается. Может, это наивные мечты, но есть допущение, что при включении могут прийти какие-то сообщения от Яна. – Просто посиди со мной, Свят. Мне больше никто сейчас не нужен.
Это так неосторожно. Так нечестно. Так головокружительно обманчиво.
Но Свят улыбается. А это… Это, несомненно, хорошо, пусть мне теперь не дышится, не спится.
– Конечно, ангел. Я к тебе на весь день, если не прогонишь...
– Ну, ты что… – толкаю задушенно. – Никогда не прогоню.
И что-то с треском ломается за ребрами. Задерживая дыхание, переживаю.
– Я так тебя люблю, – бомбит Свят взволнованно, прижимаясь к моему лицу своим.
Я его тоже очень сильно люблю, но… Сейчас понимаю, что как-то не так. Это и поднимает очередную волну грусти, которая накатывает как буран и забивает дыхательные пути песком.
Бесчувственно отвечаю на прикосновение губ к своим губам. Просто так надо. Так правильно. Так должно быть.
– Съешь вкусняху, – предлагает Усманов, когда перемещаемся на диван перед телевизором.
Смотрю на протянутую им коробку с разноцветными миндальными пирожными и сама себе удивляюсь. Ведь даже любимая сладость не вызывает аппетита. Однако я все же заставляю себя взять одно.
Сериал, продолжение которого мы со Святом так долго ждали, тоже не вызывает каких-то особых эмоций. Заставляю себя вникать в сюжет. И все равно бесконечно верчу в голове глупейшие мысли.
Что делает сейчас Ян? До сих пор с Кирой? Думает ли обо мне хоть иногда? Писал еще что-то?
«Мы больше… Мы больше… Мы больше…» – кромсаю последние нервы.
Что это значит? Что он имел в виду? Зачем вообще такое написал, когда сам с Кирой?! Сжимает мое сердце в кулак. Раздавливает, пропуская сквозь пальцы, словно фарш.
Очень хочется спросить, был ли Свят у Яна, как договаривались? Но на подобное решиться – все равно что прыгнуть в то самое ущелье.
– Я по тебе уже скучаю, – вбивает Усманов мне в ухо поздним вечером. Частит, задевая самые высокие чувства. Но за периметром этого шума трепыхается нечто мощнее. – Пиздец, как тяжело уезжать от тебя… – голос Свята с дрожью срывается, вызывая у меня не просто мурашки, а подкожное воспаление негативно заряженной энергии.
– Тихо, тихо… – шепчу, поглаживая его по затылку. – Все хорошо… – просто делаю то, что он много лет делал для меня. – Все хорошо, Свят. Время быстро пролетит. Снова увидимся.
– Пиши мне чаще, – просит все так же взволнованно.
– Конечно, – обещаю я, с трудом выдерживая сверкающий в полумраке взгляд.
– И, пожалуйста… Я не имею права требовать… Но, пожалуйста, Юния, никуда без меня не выходи.
– Ладно.
– Поцелуешь меня?
– У меня горло болит…
Но он смотрит с такой надеждой.
– Пожалуйста.
Со вздохом даю желаемое, позволяя надорвать еще часть своей души.
Включаю
