Сначала повзрослей - Маша Малиновская
— Женя… — он прикрывает глаза, кажется, будто моё имя приносит ему невыразимую боль.
— Я научусь, Герман, — на слёзы я уже не обращаю внимания. — Ты ведь поможешь? А в ателье я всё отработаю, верну Екатерине деньги, я…
— Женя, хватит, — он качает головой и убирает коробочку с кольцом в карман. — Достаточно. Я был прав — ты слишком юна.
Ощущение, что мой мир сейчас рухнет, начинает пробираться под кожу. Что всё полетит в пропасть. Что я полечу в пропасть.
— Это я виноват, — он убирает руки в карманы брюк и опускает голову. — Нужно было прекратить тогда ещё. А я поддался. Слабак, знаю, Жень. Только хуже сделал.
— Не говори так, — бросаюсь к нему и сжимаю пальцы на его плечах. — Не говори так, Герман, ты же знаешь, что я люблю тебя.
— Женя, — обхватывает ладонями моё лицо. — Тебе нужен кто-то, с кем ты сможешь прожить все эти бешенные эмоции, кто-то, кто разделит их с тобою, кто поймёт. А я… я уже не гожусь для этого, понимаешь? Моя юность прошла. Мой огонь уже не горит так ярко, он тлеет. Стабильно, ровно, но тлеет, а не пылает. А тебе другое нужно.
— Герман! — грудь начинает сотрясать. Пусть замолчит! Пусть он замолчит и не продолжает!
Но он продолжает.
— Мне за тобой не угнаться, Женька. Я не могу и уже не хочу потрясений, понимаешь?
— Только не рви со мной, слышишь? — молю его. — Я хочу быть с тобой. Хочу!
Он прикрывает глаза и мягко отцепляет от себя мои пальцы. Ледяной занавес тут же опускается между нами. Вокруг меня. И голос Германа теперь звучит отстранённо, холодно.
— Это для меня слишком, Женя. Тебе надо повзрослеть сначала.
Как пощёчина. Хлёсткая, болезненная, обидная.
Лёд покрывает эти пару метров между нами, образовавшихся потому, что Герман сделал несколько шагов назад — от меня. Этот лёд подбирается к моим ногам и ползёт выше. Взбирается сантиметр за сантиметром по ногам до груди, до самого сердца. Больно. Больно замерзать вот так.
Не так давно он сказал, что не мальчишка уже, чтобы ревновать. Ну что ж, а я не справилась. Всё сломала. Ещё не такая взрослая, да.
Сначала мне нужно повзрослеть…
Замёрзшее сердце на удивление бьётся ровно. Но дышать тяжело. Мне срочно нужен воздух.
Я быстро обуваюсь и набрасываю куртку. Герман пытается остановить меня, говорит, что не нужно бежать в ночь, что утром он отвезёт меня. Но я не хочу. Ни слышать его, ни видеть, ни чувствовать его присутствие.
Не хочу умирать внутри, находясь рядом ещё хотя бы минуту. Он отторг меня, прогнал. А значит, надо уйти прямо сейчас.
Забыть. Его забыть, себя забыть. Всё забыть!
Я ухожу. Прячусь в за деревьями, пока он ищет возле подъезда. Просто брожу по тротуарам, катаюсь на почти пустом трамвае. Ем какой-то пирожок из забегаловки и снова катаюсь.
Ноги сами несут в парк у колледжа. Моё тихое место. Мой символ одиночества.
Я не знаю, какие силы делают так, что я там снова не одна. Шутка Вселенной или Божье Провидение. Или всё вместе — кто знает, как устроен наш мир?
Матвей просто подходит и садится рядом. Молча.
А может, Герман прав?
Может, всё это мне показалось?
Может, мне нужен кто-то, кто также способен гореть, а не тлеть?
— Поехали? — спрашивает Матвей и протягивает мне раскрытую ладонь.
Я вкладываю свою, и вот через минуту мы мчим на его мотоцикле куда-то по трассе, развеивая пепел моего сгоревшего сердца…
Эпилог
Кто здесь разжигает свечи,
В памяти хранит надежду на встречу…
“Аэропорты”. Истов
Герман
Белый борт яхты скользит по тёмной воде. Город совсем близко, кажется, протяни руку и коснись, но полоса тёмной воды Москвы-реки напоминает: смотри под ноги. Иногда черта становится непреодолимой, даже если видишь цель.
— Герман, неужели ты согласился прийти на этот скучный светский раут? — рядом материализуется Опалов. Опирается спиной о перила палубы.
— Сам в шоке, — качаю головой. — Пришлось сделку перенести с подрядчиком. Но Татарский очень просил.
— И правильно. Герман, ты как серый кардинал. Народ хочет чаще видеть правую руку Татарского. Особенно, если учитывать состояние его здоровья и отсутствие наследников.
— Сплюнь, Игорь. Я очень надеюсь, Эмиль будет жить долго и счастливо.
— Ну да, ну да, — философски качает головой Опалов. — Но результаты его последнего визита в клинику, мне кажется, не сильно обнадёживающие. Говорят, он после посещения вызывал юриста.
— Меньше слушай, что говорят, — отмахиваюсь и делаю ещё один глоток шампанского. Мероприятие с размахом, а нормального алкоголя нет. Кому вообще нравится этот компот? Ну ладно женщинам…
Эмиль Татарский приехал в мой офис на следующий день после форума семь лет назад. Переступил через пустую бутылку, которую я выжрал уже с утра, сел напротив и сказал, что хочет, чтобы я свернул бизнес в Ростове и приехал к нему в Москву.
— Фадеев не дасть тебе тут работать, Герман Валерьевич. Не знаю, что тут у тебя произошло, но давай, заштопывай разорванную грудь, закругляйся тут на периферии и приезжай. Вот мои контакты, — толкнул по столу визитку. — Если так тянет в Ростов, то потом вернёшься.
Он встал и ушёл, а я реально думал проигнорировать предложение. Мне тогда нихрена не хотелось. Я совершил большую, наверное, самую большую в своей жизни ошибку, и сидел, бухал и жалел себя.
Но спустя несколько недель всё же собрал сопли в кулак и решился. В Москве Татарский взялся за меня жёстко. Обучал, таскал за собой на все встречи, а потом доверил управлять одной веткой бизнеса. Потом второй. А в последние два года, когда его подкосила хворь, ввёл в курс всего остального.
— А теперь самая интересная часть нашего вечера! — ведущий торжества выходит на небольшую сцену на палубе.
Я оборачиваюсь, тоже опираясь на перила палубы, смотрим на небольшую сцену. Не особенно интересно. Скорее всего, сейчас “выведут в свет” новоиспечённого бизнесмена, расскажут про какой-то стартап, в целях привлечь инвесторов, или объявят об учреждении какого-нибудь нового фонда, куда нужно будет скинуться, чтобы общество тебя не осудило.
— Звезда нашего сегодняшнего раута, прекрасная, талантливая, неповторимая — самый молодой успешный дизайнер Москвы, восходящая звезда столичной моды и просто необыкновенная красавица — Евгения Новикова!
Я давлюсь шампанским и несколько раз моргаю, вглядываясь в девушку, которой
