Наталия Миронина - Завтрак для Маленького принца
– Какого черта ушел из театра?! Зачем? – Егор сдвинул темные брови, которые, видимо, тоже подкрашивал. Надо сказать, возраст ему на пользу не пошел. Из некрасивого мальчика он превратился в некрасивого мужчину. Живость лица куда-то исчезла, вместо нее появились опустившиеся уголки губ и застывшие морщины на лбу.
– Ты не представляешь, как у нас все слюни пускали, когда появились хвалебные отзывы на твое выступление. – Он усмехнулся. – Все же думали, что ничего не выйдет. А у тебя здорово получилось. Оказалось, такой балет для тебя. И энергия откуда ни возьмись…
– Ты почем знаешь?
– Видел. Я был на одном из спектаклей.
– И не зашел ко мне.
– Нет. Злой был. Ты меня переиграл. Сильно. Даже не пойму, как у тебя это получилось.
Я не был удивлен. Это вполне в его духе – тайком что-то узнать. Но вот похвала… Ее редко когда можно было от него услышать.
– Так почему ушел?
Я промолчал. Как я мог объяснить ему, человеку сильному, «упертому», для которого всегда главным делом была профессия, что я ушел в момент слабости. В момент, когда все усилия, предпринимаемые мною, показались вдруг ничтожно глупыми и бессмысленными. Я всегда танцевал для себя, потому что любил эту профессию, потому что не представлял себе жизни без сцены. Но однажды вдруг важным и необходимым оказалось и другое – то, что происходило за стенами театра, – отношения с человеком, время, проведенное с ним, его жизнь, его мысли, его работа и увлечения. Счастье – настоящее, не придуманное и не кажущееся, счастье, возникшее из любви к чужой жизни, – охватило меня и дало силы. Я помню это чувство восторга, с которым я выходил на сцену. Нет, я не танцевал для НЕЕ, я по-прежнему танцевал для души, но веру в себя и силы давала именно она, ее любовь, ее отношение. Объяснить словами это невозможно. Это можно только чувствовать. Что я сейчас должен был ответить Егору? Что от меня ушла женщина и я поставил крест на своей карьере? Что у меня не хватило сил пережить этот разрыв. Что я, как был, так и остался Пломбиром, мягким, податливым, растекающимся?.. Он рассмеется. Ему только этого и надо, он приехал, чтобы убедиться в своей силе, в своем превосходстве надо мной. Так было всегда, во все периоды нашей дружбы. Он не выносил моих побед, какими бы они смешными и ничтожными ни были. Шла ли речь о школьных оценках, девушках или танцах.
– Я жду. Другой постановки. Такой же. То, что предлагали, мне не понравилось. Слабо.
– Ну и долго ждать будешь? О тебе забудут. И кому ты морочишь голову? – Он зло рассмеялся, и я узнал эти нотки злого и довольного превосходства.
– И потом, деньги. Я хотел заработать. Здесь отлично платят.
– За что? – Егор поднял пиво и посмотрел на меня поверх белой пены.
– За все. Представь себе – за все.
– И ты на это соглашаешься?
– На что?
– Тетки все больше старые… Утиль, понимаешь ли…
Я не помню, что такое произошло со мной. Что-то случилось внутри, где сердце и легкие. Только какой-то восторг разлился, затопил меня с ног до головы, и я с удовольствием выбил из рук Егора бокал. Заодно пальцами задел его лицо, ухо… Звон, окрик, чей-то громкий голос, люди, прибежавшие и орущие что-то, – стало необычайно весело.
– Слушайте, чего сбежались?! Вытирайте эту грязь и еще два пива. Приятель не рассчитал силы… Армрестлинг такое дело… – Егор, потирая щеку, уселся на свое место и обратился ко мне: – Слушай, надо пожрать что-то, а то ты меня на лопатки положишь. Давай картошки. Много. Жирной. Фри?
– Давай. – Странный восторг испарился вместе с силой, которую я вложил в удар. Егор, наверное, все-таки был и оставался моим другом.
– Кто она? – Картошку, которую нам подали очень быстро – не иначе в СВЧ разогрели, – Егор ел руками. Получалось у него это ловко и аккуратно. Так казахи едят плов, уминая рис в комочек кончиками пальцев.
– Татьяна. – У меня не было сил ни есть, ни пить.
– Какая?.. Не может быть! – Егор нечаянно угодил рукой в плошку с кетчупом. Впрочем, мне показалось, что изумление наигранное, что он все отлично знает. Но виду я не подал – разговор о нас был нужен мне, а не ему.
– Может. Очень даже может быть.
– Отец знает? – Почему-то друг сразу задал этот вопрос. И здесь он врал. Я это понял по его лицу и опять не подал вида, не уличил во лжи.
– Думаю, все знают. И мать. Мне казалось, и ты знаешь…
– Нет. – Егор покачал головой. – Я ничего не знал. Я приехал в Москву по своим делам. Был в театре у тебя. Там сказали… Нет, я, конечно, обратил внимание, что ничего не пишут о тебе.
– Можно подумать, что так часто писали!
– Ты не следил за собственной славой? – Егор рассмеялся. – Писали, дорогой Пломбир, еще как писали, особенно…
– Особенно до недавнего времени?
– Да, именно.
– Я хорошо тогда танцевал. С удовольствием.
– У тебя был кураж. Точно был…
– Она ушла. – Я перебил Егора. – Давай водки, что ли, выпьем. Не представляю, как можно обо всем этом говорить с кем-то на трезвую голову.
– Я – не «с кем-то». Я друг. – Егор махнул официанту.
– Даже с другом.
– Кстати, я всегда удивлялся, что ты с таким характером никогда не откровенничал. Не лез с расспросами и сам все больше помалкивал.
– На что мне чужое? На что мое – чужим?
– Это я только так, подметил. Она ушла?
– Да. Понимаешь, просто ушла. Ничего не объяснив, ничего не попросив.
– Ты что – с кем-то трахался, а она узнала?
– Идиот. Мне, кроме нее, никто не нужен был. И сейчас не нужен.
– Спятить можно.
– Представь себе. Мы же жили вместе два года. Я кольцо подарил и предложение сделал. Вот как сделал, так она и ушла. В это же мгновение.
– Наука тебе будет. Не лезь к женщине с глупостями.
– Я серьезно. Понимаешь, сидим в кафе. Я, как полагается, говорю все нужные слова. Она молчит. Потом перебивает и говорит: «Кольцо оставлю себе, но замуж не пойду. И встречаться не буду!»
– Она меркантильна!
– Идиот! Так она дала понять, что никогда мы больше не увидимся!
– Тонко! Я не сразу понял!
– Не язви!
– Насколько она старше тебя? – Егор опрокинул стопку водки и плотоядно ухватил хвостик соленого огурца. – Впрочем, даже не говори, сам знаю. На целую вечность. Понимаешь, между вами – вечность! Вы не разные люди. Вы – разные миры. Разные галактики. Ну, если угодно – разные планеты! Чего же ты хочешь?
– Но мы были вместе!
– Удовольствие получили? Ну и слава богу. А теперь пора заняться делом – вернуться в театр и завести нормальную жену.
– Я не хочу нормальную жену. Вернее, я хочу жениться на ней.
Егор молчал. Он с аппетитом ел то, что принес официант, одобрительно кивал. Но это одобрение относилось к еде, а не к моим словам.
– Слушай, это пройдет. Пройдет, как проходит все на свете, включая похмелье. И потом ты будешь противен сам себе. Из-за этих соплей. Так же уже было. И не раз. Я прав?
