Мы носим лица людей - Тори Ру
Преодолев два десятка ступеней, останавливаюсь у приоткрытой двери – внутри ванной Настя, опираясь исхудавшей до состояния скелета рукой о край умывальника, вытирает полотенцем лицо и долго смотрит на свое почти неживое запотевшее отражение. Она плачет, а меня неожиданно пронзает острая жалость.
«…Говорю вам: не противься злому… Кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду; и кто принудит тебя идти с ним одно поприще, иди с ним два…» – в шутливой манере Макс часто транслировал мне непреложные истины, и одна из них сейчас почему-то всплывает в памяти.
Тихонько просачиваюсь в ванную, трогаю Настю за руку и заглядываю в лицо:
– Очень плохо, да? – Она молча кивает. – Что мне сделать, Насть?
– Я соку апельсинового хочу… – шепчет она, – и до кровати сама не дойду…
– Держись! – Я подставляю ей плечо и, поддерживая другой рукой, осторожно провожаю в комнату.
– Спасибо тебе, Даш. Правда. Спасибо, – слышу я за спиной, прежде чем плотно прикрываю тяжелую дверь.
Глава 51
В детстве наполненное чудесами время шло медленно. Теперь же я, как и все взрослые, без остановок бегу по отмеренному мне отрезку жизненного пути, и надо мной гаснет свет прошедших дней и загорается солнце новых. Я бегу без всякой возможности притормозить и осознать, что тот или иной день из череды прожитых и был самым счастливым.
Откуда мне было знать, что прогулки по вымершей промзоне с улыбчивым парнем в стремной шапочке, наши рейды по городским лужам с ворохом листовок в рюкзаках за плечами, репетиции в провинциальном ДК, разговоры в темной маленькой комнате и спокойный стук сердца под ухом навсегда останутся самыми светлыми воспоминаниями юности… Жизни впереди еще так много, но весь ее остаток я буду хранить в памяти тепло этих дней и безнадежную грусть.
Скоро осень – в столице в это время года беспросветно, сопливо и мучительно тоскливо. Зимой там сумрачно, слякотно и почти нет снега, а весной ветер гонит с догорающих помоек смрад тлеющего мусора. Круглый год меня будут мучить хандра и депрессия – я не хочу переезжать. Как и не собираюсь находить общий язык с надменными отпрысками неприлично богатых семей – моими одноклассниками, не собираюсь проявлять прилежание в учебе, не собираюсь строить никаких далеко идущих планов… Продержусь в интернате один год, а потом просто растворюсь во мгле огромного равнодушного мегаполиса, и разыскать меня будет не под силу даже самому черту.
Таков план счастливого будущего девочки Дани, вечно одинокой и никому не нужной, от которой, как всегда, все предпочли избавиться. Девочки маленькой, но сильной и навечно связанной с собственным братом одной на двоих несбыточной мечтой.
* * *После тысячной проверки укомплектованности пытаюсь закрыть один из своих верных чемоданов. Мне приходится изо всех сил надавить коленями на его крышку и вцепиться в тугие замки – наконец раздается щелчок, а на пальце проступает саднящий порез.
Чертыхаясь, дую на него, разглядываю ладонь – шрам от еще одного, но давнего пореза тонкой розовой полосой пролег через ладонь. В критической ситуации, в которой я нахожусь, его существование внезапно придает уверенность: во мне течет кровь Ли, Ротена и Комы… Все трое – всегда со мной.
Завтра в пять утра дядя Миша выгрузит меня у шумного, воняющего мазутом и беляшами железнодорожного вокзала, на закате дня я ступлю на заплеванную, обдуваемую всеми ветрами платформу вокзала Московского, поволоку чемоданы к метро… Прощайте, ребята.
Прощай, пыльная маленькая детская – голубые шторки на окнах, карта звездного неба, полки с книжками о любви, мягкая кровать и подушка, пахнущая солнцем… Прощай, огромный, наполненный молчаливым ужасом дом, где я была счастлива всего одну-единственную дождливую ночь.
Прощай, самый добрый и сильный папочка, когда-то давно заколдованный злой колдуньей из сказки…
Мне будет лучше без тебя.
А послезавтра начнется новый учебный год. Год взаперти, в четырех стенах интернатской комнаты, четырех стенах академических классов, лабораторий, актовых, спортивных, тренажерных и бальных залов… Год моей персональной ненавистной тюрьмы, год расплаты за добрый поступок.
Шмыгаю носом, заправляю за уши всклокоченные волосы, хлопаю себя по раскрасневшимся щекам. Чемодан закрыт. Порядок.
На прикроватной тумбочке подпрыгивает и с бешеным жужжанием подкатывается к самому краю смартфон – едва успеваю подставить ладони, и он рыбкой ныряет в них.
«Елена Прекрасная» – высвечивается на экране.
– Алло… – отвечаю и тут же зажмуриваюсь – голос в трубке пронзителен настолько, что грозит перейти на ультразвук.
– Дашка! Ну какого лешего!.. Вчера я искала тебя битый час! А ты испарилась… и трубку не брала! – На мою голову сыплются тысячи злобных проклятий.
– Прости, – прижимая смартфон к уху плечом, пытаюсь оттащить чемодан к стене. – Мне нужно было готовиться к переезду и все такое… Не хотелось тебе мешать.
– Поезд завтра утром, да? – Молчу и с подозрением ожидаю, что Лена скажет дальше, потому что такой ее тон уже в детстве не предвещал для меня ничего хорошего… – Отлично. Потому что помощь твоя мне нужна сегодня, и прямо сейчас!
Лена тараторит о своих подопечных – где-то у черта на куличках тяжело заболели две кошки, их нужно отловить, погрузить в переноски и довезти до лечебницы… Добираться до места их обитания часа два, но я, вздыхая, соглашаюсь, потому что ясно осознаю: больше увидеться с Леной шанса мне не представится.
– В десять подойду к остановке, – прежде чем нажать на отбой, говорю я.
Вытянув шею и закусив губу, я долго и задумчиво всматриваюсь в сад камней за окном, брожу по комнате и никак не могу успокоить нервы… Лена зазвала меня в тот самый район, окруженный вымершими заводами, бетонными заборами с «колючкой», вышками ЛЭП, некогда зелеными цветущими холмами и полями санитарно-защитных зон, где прошли дни моей счастливой сказки.
* * *Проходя по коридору, я, поддавшись странному порыву, на цыпочках подхожу к одной из дверей и прислушиваюсь к ровному дыханию за ней – Настя все еще спит. Похоже, сегодня один из тех редких дней, когда она чувствует себя хорошо, и я улыбаюсь
