Деспот (СИ) - Арина Арская
— Ты совершаешь ошибку, — судорожно шепчу я. — Поиграли и хватит. Серьезно, Мирон. Услышь меня.
Машина подъезжает к кованым воротам, тихо шурша по асфальту. Мы за МКАДом посреди жуткой березовой рощи. Нет, возможно, днем здесь очень красиво и романтично, но не ночью в компании с заведенным до предела мужчиной.
— Ты, главное, будь собой, Софушка. Мои родители чувствуют притворство за версту.
— Мирон. Твои родители не будут мне рады.
Из будки у ворот выходит приземистый, широкоплечий мужчина в черной форме и тяжелых ботинках. Виталий тушит фары, и охранник подсвечивает фонарем номер. Поднимает мрачный взгляд и кивает.
— Мы, что, в тюрьму какую-то приехали? — нервно хихикаю я.
Охранник возвращается в будку, и ворота медленно отворяются. Машина трогается с места, и меня потряхивает от паники.
— Виталий, — шепчу я. — Скажите своему боссу, что он сошел с ума.
— От любви? — уточняет он и хитро смотрит в зеркало заднего вида. — Мирон Львович, Софья просила передать, что вы сошли с ума.
— Да какая же это любовь? — охаю я и, всплеснув рукой на Мирона, клокочу. — Он, что, меня любит? Нет!
— Так, ладно, — он мнет платок в руках и тянется ко мне. — Рот открой.
— Все! Я молчу! — неуклюже отползаю от Мирона. — И руки развяжи. Что у тебя за нездоровая тяга к связыванию?
— Ты молчишь или как?
— Молчу.
— Вот и молчи.
Сумасшедший. Это уже не заигрывания и совращение влюбленной секретарши, а… Да я даже не знаю, как назвать сложившеюся абсурдную ситуацию. Как ему в голову пришло привезти меня домой к родителям?
Машина паркуется у крыльца белого особняка: панорамные окна, мраморная широкая лестница с массивными перилами, терраса с балюстрадами, а вокруг стриженный газон и каменные вазоны с цветущими кустами. Если это и тюрьма, то очень пафосная.
Мирон развязывает мои руки, и я обиженно тру запястья, глядя на него:
— Может, не надо?
— Выпрыгивай.
Да к черту. Если ему так хочется, то я, конечно, познакомлюсь с его родителями. Пусть посмотрят, к чему привело их воспитание. Выползаю из машины, и к Мирону по ступеням бежит полная пожилая седовласая женщина в темном строгом платье и милом белом переднике:
— Мирон! Ты ли это?
— Я, — он позволяет себя обнять и вежливо просит, — разбуди маму с папой.
— Бегу, мой золотой, — семенит к крыльцу, а потом оглядывается на меня. — Бегу!
— Беги, Анна, — приказывает Мирон, и женщинами с охами скрывается за двойными дверями.
Нерешительно топчусь на месте босыми ногами, и Мирон теперь приказывает мне:
— Идем.
А я как-то уже и не хочу никуда идти, и меня буквально тащат за собой со злым бурчанием:
— Софушка, ножками активнее работай.
Через минуту слабого сопротивления я сижу в просторной гостиной на софе, скромно сложив ручки на коленях. Тут красиво. Как во дворце: зеркала, белое дерево, позолота, парча, лепнина и резные витиеватые поверхности.
— Расслабься, — Мирон широко расставляет ноги и откидывается назад.
— А я без трусов, — краснею, сведя вместе колени.
— Об этом не обязательно знать моим родителям.
— И выгляжу я отвратно. У меня ноги грязные. И блузка в крови.
— Это ты сама виновата. Кусаешься, убегаешь, дерешься.
В гостиную вплывает статная женщина в вышитом золотом и длинном, до пола, халате благородного цвета бордо. Темные волосы наспех собраны в пучок, глаза немного опухшие, но это не портит зрелую и аристократичную красоту. За ней шагает заспанный хмурый мужчина с легкой седой щетиной и всклокоченными волосами. И тоже в халате, но черном и без вычурной вышивки.
— Мироша, — охает женщина.
Мироша встает, заключает мать в объятия и терпеливо принимает ее поцелуи.
— Три часа ночи, — а вот глава семейства не пышет радостью и зевает, прикрывая рот ладонью. — Совести у тебя никакой.
— Три с половиной, — Мирон сверяется с часами и поднимает взгляд на него.
— Это все, конечно, меняет, — тот хмыкает и как-то слишком официально пожимает сыну руку. — Вечно ты то неделями не появляешься, то…
— Софья, — грубо и невоспитанно перебивает отца Мирон и указывает на меня, — женюсь.
И довольный присаживается рядом.
— Ох, — говорит его мать и опускается на краешек кресла напротив. — Неожиданно.
— Опять? — отец вскидывает бровь и скрещивает руки на груди, глядя на меня.
— В смысле опять? — Мирон усмехается. — Мы не вспоминаем о старых ошибках.
Гостиная тонет в молчании. Родители Мирона не торопятся представлять по имени и, уставившись на меня, медленно моргают. Я помятая, сонная и уставшая.
— Он меня украл, — наконец говорю я.
— Так, — мать поправляет ворот халата.
— Я его секретарша.
Отец Мирона поперхнувшись, откашливается, и его брови ползут на лоб.
— И знакомы мы с ним всего несколько дней. Я в него влюбилась, а он нет, но зачем-то принуждает к браку, — спокойно продолжаю
