Торжественное открытие (ЛП) - Майлс Эйва
Он зачарованно наблюдал, как ее сочные губы изогнулись в искренней улыбке.
— Кого еще ты можешь парадировать?
— А кто твой любимый персонаж?
Ее большой палец погладил подбородок.
— Фогхорн Легхорн!
Фогхорн Легхорн казался ей слишком глупым.
— Тебе нравится петух? Почему это меня удивляет? Что ж, Ретт говорит с южным акцентом лучше, чем я, но посмотрим, что ты думаешь о моем исполнении. «Ну, а теперь, ах, ну, теперь эта женщина примерно так же холодна, как нудист на айсберге».
Ее смех снова вырвался наружу.
— Он такого не говорил.
Он засмеялся в ответ.
— Говорил. Я помню, потому что мне пришлось объяснять Дастину, кто такой нудист. Ему было шесть лет.
— Ты сказал ему правду?
Знала ли она, что ее глаза сверкали, когда она смеялась? Теперь, когда он это увидел, планировал заставлять ее смеяться как можно чаще.
— Я всегда говорю ему правду, или близко к правде. Я не люблю лгать.
Ее веки дрогнули и опустились.
— У нас есть кое-что общее, — добавил он, так как знал, что она думает так же. — Ответ Дастина был бесценен. Он просто не мог понять, зачем кому-то понадобилось бегать по улице голышом, не боясь клещей, укусов насекомых, пчел и солнечных ожогов. И задержание под стражу было бы худшей частью этого акта, сказал он. Очевидно, какого-то мальчика задержали, когда он промчался по коридору после урока физкультуры, заставляя девочек закричать от шока. Дастин так серьезно говорил об этом, что мне пришлось прикусить губу, чтобы не расхохотаться ему в лицо.
Ее плечи затряслись.
— Кит так же себя ведет. Как-то он вернулся домой после того, как узнал о коренных американцах, сказал, что предпочел бы быть застреленным стрелой, чем пулей. Когда я спросила почему, он положил руки на бедра, как будто я была самым тупым человеком на свете, и надменно сообщил, что стрелу можно вытащить из тела рукой. Не придется делать операцию. Я кивнула, пошла в прачечную, прижалась лицом к гладильной доске, чтобы он не услышал, как смеюсь.
— Дастин умер бы, если бы узнал, что я тебе это рассказываю.
— Кит обычно не смущается, но у него бывают свои моменты.
Они говорили о детях, делились историями, смешили друг друга. Ее бдительность ослабла, давая ему возможность взглянуть, как он всегда и предполагал, на нее настоящую, которую она глубоко запрятала внутри — веселую, теплую, любящую женщину. Его сердце бешено колотилось, когда он ставил стейки на гриль. Она стругала рядом с ним овощи, бросая салат и посыпая сверху брускетту.
Мак уговорил ее открыть бутылку красного вина и прижал ее к себе, когда она передала ему бутылку. Он почувствовал, как она напряглась, а затем расслабилась в его объятиях.
Она держала тарелки, пока он раскладывал еду. А потом он откинулся на спинку стула и наслаждался с явным удовольствием тем, что ел с ней вместе, а она сидела перед ним в мужской рубашке.
Когда они загрузили последнюю тарелку в посудомоечную машину, он подошел к ней сзади. Взял бокал с вином у нее из рук и притянул ее в свои объятия. Завладел ее губами медленным, сладким поцелуем. Пусть только попробует не сказать, что не хочет продолжать в том же духе.
Ее тело обвилось вокруг него, и она приоткрыла губы.
В это мгновение его сердце упало к ее ногам.
Он снова поднял ее на руки. Заглушив ее стоны протеста.
Уложил ее на кровать, медленно расстегнул пуговицы на рубашке.
— Я забыл сказать это раньше. — Его пальцы ласкали ее грудь. — Ты прекрасна.
Ее глаза расширились.
— Ты не обязан так говорить.
Он отбросил халат и скользнул по ней, позволяя их коже зажечь огонь.
— Я не вру, не говори мне, что говорить.
Ее губы сжались, но она не стала спорить, поэтому он прижался губами к ее губам и поцелуем прогнал ее неуверенность в себе. И целовал до тех пор, пока она не откинула голову назад. Тогда его руки нашли все тайные места, которые он не обнаружил в первый раз.
Когда она прошептала его имя, он проиграл свою битву за контроль. Боже, это было невероятно — впервые он не умолял ее произнести его имя. Он скользнул внутрь. Прижался лбом к ее лбу, ее бедра приподнялись навстречу его первому толчку. Ее дыхание участилось у его рта, когда он приподнялся на локтях и вошел еще глубже. Она снова задрожала всем телом в его объятиях, он соединил их руки и опустил, наполненный новым покоем, зная, что сегодня они отправились в неизведанное место.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Ее мышцы снова напряглись, когда он притянул ее к себе, чтобы удержать, но только на наносекунду. Ее пальцы мягко прошлись по его коже. Он поднес ее руку к губам и поцеловал. Она уткнулась лицом ему в плечо. Потом он отпустил ее, она стала одеваться.
— Когда мы снова увидимся? — спросил он, натягивая футболку.
Она пригладила свои спутанные волосы.
— Ах… посмотрим.
О, ее стены снова поднимались.
— Как насчет, чтобы пойти в «Брассери Дэа» в пятницу вечером вместо того, что мы планировали? Мне нравится поддерживать Брайана, и лучшего места в городе нет.
Ее позвоночник выпрямился, как карниз для занавесок. Его внутренности вывалились наружу.
— Я все еще не… готова обнародовать наши отношения.
— Ты стыдишься меня? — заставил он себя спросить.
Ее горло дернулось, когда она сглотнула.
— Нет… Я… ты должен понять. Я выступала против тебя из-за отеля. И если нас увидят вместе, то это подорвет мои слова.
Он чувствовал, что начинал злиться.
— И ты еще не закончила свои попытки, высказываясь против, верно?
Она засунула руки в карманы.
— Перестань. Просто мы не знаем, как долго это у нас продлится. Мне нужно подумать о сыне. Я хочу увидеться, но давай будем соблюдать осторожность. Удивлена, что ты не беспокоишься о своей репутации.
Его не беспокоила репутация в личной жизни.
— Мне наплевать, что думают другие.
— Что ж, рада за тебя, но я служитель закона в этом городе, к тому же женщина, что не самое простое сочетание. К тому же, я не хочу вселять в Кита надежды. Ты ему действительно нравишься.
Он отвернулся, борясь с собой, понимая, что она чувствовала, даже если и не соглашалась.
— И сколько?
Ее плечо приподнялось.
— Ах… шесть месяцев, если мы столько продержимся.
— Я ни за что не буду ждать до Рождества. Три, не больше. — Черт возьми, три тоже для него было долго.
— Но ты…
— В этом вопросе тебе придется пойти на компромисс, Пег. Я не могу так долго скрывать то, что между нами происходит. Мне не стыдно. Это мой окончательный ответ.
Она наклонилась и завязала шнурки на ботинках.
— Отлично. Я не разрешаю мужчинам ночевать у себя в доме.
Несмотря на то, что он хотел придушить ее, невольно улыбнулся.
— Я тоже.
Ее бровь приподнялась.
— Имею в виду женщин. Я пользуюсь отелем.
— Я не могу в отель.
— Знаю. Я поговорю с Реттом. Посмотрим, сможем ли мы приходить сюда. Это достаточно уединенное место для тебя?
Насмешка в его голосе заставила ее нахмуриться.
— Значит, у нас все-таки будет pied—à–terre?
— Не говори так. Ты сама хочешь, чтобы все было именно так. Я не хочу.
Он отвернулся с болью в сердце, задаваясь вопросом, чувствовал ли Ретт то же самое, когда Эбби решила скрывать их отношения. Забавно, но его загнали в тот же угол, что и его друга — в его же доме.
— Давай. Я отвезу тебя домой.
Он вздрогнул, когда она прижалась лицом к его спине. И ее руки скользнули по его груди, его сердце перевернулось. Он накрыл ее руки своими.
— Я делаю все, что в моих силах, — прошептала она.
Мольбу в ее голосе нельзя было не заметить.
— Знаю, но внутри тебя есть нечто большее.
Когда она отошла, он потянулся за ключами от машины. Она пошла вперед, пока они не оказались лицом к лицу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})— Поцелуй меня, прежде чем мы уйдем.
— Ах, Боже, как я могу бороться с тобой?
Ответа не последовало. Он не ожидал.
Он целовал ее до тех пор, пока они оба не готовы были начать все сначала, затем отстранился, выдохнул и взял ее за руку. Повел к машине. Когда он пристегнул ей ремень безопасности, еще одним крепким поцелуем сообщив о его намерениях.