Татьяна Алюшина - Риск эгоистического свойства
До недавних пор, когда посмотрел на нее обещающим взглядом Кирилл Степанович Бойцов, а честнее, еще раньше, когда копал могилку Петруше и она не могла оторвать глаз от его сильных больших ладоней.
Но если это и есть интерес – желание – влюбленность, то ну их к лешему!
Переживания такие!
И что, скажите на милость, за ерунда, если она который день думает об этом и все отделаться не может от его глаз, многозначительно смотрящих?
И растормошил, растревожил, и она все вспоминает, вспоминает жизнь свою, Тимофея и, замирая, гадает, что же дальше.
Умученная навязчивыми мыслями Катерина часов до одиннадцати все маялась, словно пятый угол спокойствия искала, выпила литры чаю, заливая думы непонятные, раз сто принималась за статью в журнале, каждый раз потряся головой, сдвинув брови от приказа сосредоточиться, не помогало, фильмец какой-то посмотрела, забыв вникнуть в суть происходящего на экране. Играла сама с собой в обманку и понимала это, уговаривая забыть, как навязчивый мучающий и пугающий сон, все недосказанное, предполагаемое, обещанное только ее воображением.
В начале двенадцатого ночи, заставив Катерину подпрыгнуть от неожиданности, прозвучал звонок в дверь.
С бутылкой шампанского, фруктами и коробкой конфет в руках на пороге стоял убийца тишайшего жизненного спокойствия доктора Воронцовой господин Бойцов.
– Катерина Анатольевна, я бы хотел выразить глубокую благодарность за вашу помощь и участие.
– Взяток с родственников пациентов не беру! – весьма недовольно и холодно отказалась Катерина, не делая ни одного движения, которое хоть отдаленно можно было бы расценить как приглашение войти.
– Я настаиваю, – требовательно, с нажимом, недовольно сказал Бойцов, как на сатисфакции настаивал.
И сам себя, в раздражениях, пригласил войти, слегка отодвинув локтем с дороги зазевавшуюся от такого напора и нападения Катерину, и прошел в кухню. Свалил на стол принесенные дары и приступил к открыванию шампанского с тем же упрямым недовольным выражением лица.
– Где у вас бокалы? Выпьем за Сонино выздоровление.
Катя смотрела, мучимая выбором, что делать – выгнать к чертовой матери за такое беспардонство, обложить нелитературно, или наплевать и выпить шампанского, или предложить ему изложить истинную цель своего прихода.
Все варианты были опасны, как на мину пехотную наступить – любое движение, и…
Катерина, так ничего и решив, стояла, молчала, размышляя, что все-таки сказать.
– Так, понятно, – резюмировал Бойцов, смотревший на нее в ожидании ответа на простой, казалось бы, вопрос.
Поставил бутылку, бросил пробку на стол, сделал шаг к Катерине, а со вторым его шагом она вся оказалась в его руках.
И поцеловал.
Атака, конечно, была стремительной, но не то чтобы совсем неожиданной.
Она неизвестное количество раз представляла себе этот поцелуй, их первый поцелуй, и гадала, как это будет?
Кроме того, единственного тестового и злого поцелуя с Тимофеем в ее жизни никаких иных не случалось. Попыток со стороны мужчин предпринималось несчетное количество, но она их, как говорил Тим, «вычисляла на подходе» и умело останавливала. А потому что неинтересны они ей все были и не звенело ничего внутри.
А вот с Кириллом…
Все другое. С самой первой встречи – интерес, интрига, ожидание и честно-честно – желание! Она хотела его, понимала это, ее непреодолимо тянуло к этому мужчине!
Ей бы осмыслить, подумать, порадоваться, что состоялся их первый поцелуй, как она и собиралась, представляя его себе!
Какое подумать?!
Катерина и представить не могла, что простое соприкосновение губ способно вызвать ТАКОЙ отклик всего тела!
Дышать, думать, смешно сказать, осмысливать что-то там она перестала одномоментно. Ничего она не соображала, только чувствовала, как растекается жаром по телу волна наслаждения, требуя большего, как подгибаются коленки, расплавившись, и потребность прижаться, раствориться в этих волнах поглотила весь разум.
И рвалось куда-то тело, непонятно и странно!
– Ты не умеешь целоваться, – оторвался от нее на миллиметры Кирилл.
Когда он говорил тихим проникновенным голосом, его губы еле-еле касались ее губ, щекоча, посылали через кровь электрические заряды по всему телу, стучавшие барабанчиками в кончиках пальцев.
– Я очень сообразительная и быстро учусь, – не открывая глаз, плывя куда-то в кольце его рук, уютно устроив голову в его ладони, ответила Катерина.
– Учись, – медленно растягивая звуки простого слова, превращая его в магическое, позвал за собой Кирилл.
Тройка лучших Катерининых друзей – мудрость, осторожность и разум, выкинув белый флаг, ретировались в неизвестном направлении, уступив место помрачению какому-то, но такому сладкому!
А Катерина и не сопротивлялась. Неслась в неизвестность и не могла оторвать рук, губ, тела от Кирилла, не сразу и осознав, что неизвестным чудесным образом оказалась раздетой. Мозг робко кашлянул тем участком, который отвечает за анализ событий, сообщив об этом «голом» факте, когда Кирилл отодвинул ее от себя, придержав рукой, и рассматривал. Всего несколько секунд, жадным, восторженным взглядом, от которого Катерину обдало жаром и загорелись щеки, даже слезы навернулись.
По-хорошему надо было… что там?
Засмущаться, стесняться, попытаться срочно прикрыться, оттолкнуть?
А она рванулась к нему. Кирилл прижал ее сильно, обнял, как капкан захлопнул, оторвав от пола, и побежал.
Бежал он не долго, до кровати Катерины в ее спальне, и что-то шептал, она кивала, соглашаясь, не разбирая и не слыша слов, торопливо расстегивая его рубашку. Он неловко помогал одной рукой, прижимая к себе и не собираясь отпускать Катерину второй рукой, и все дергал, стягивал одежду с себя.
– Сейчас, Кать, я сейчас! – обещал что-то.
И наконец, прижался к ней всем освобожденным от одежды горячим телом.
И вошел в нее одним резким мощным движением!
А Катерина распахнула глаза, выскочив из колдовского восторженного состояния, как пробка из бутылки теплого шампанского. Всего на несколько секунд, за которые успела увидеть его лицо, осознать и почувствовать их соединенность.
– Ты что?.. – спросил обо всем Кирилл.
И вернулась назад – к ним.
– Ничего, ничего…
А он все всматривался в выражение ее глаз, не двигаясь, словно на пляже загорал и никуда не торопился, а не в безумном жарком соитии участвовал, войдя в женщину.
– Кири-и-илл, – позвала Катерина.
Он поцеловал ее и повел, повел за собой в пространство, где кожа, кровь, тело жили своей отдельной, сверхчувствительной жизнью и торопились, торопились куда-то, куда обязательно необходимо дойти, дотянуться, чтобы все познать.
