Инна Туголукова - Маша и Медведев
— Ну, — сказала Маруся, — теперь рассказывай с мельчайшими подробностями.
— Да Таська с ума сойдет! Она все это уже наизусть знает!
— Не переживайте, мамаша! — успокоила Тая. — Я с удовольствием послушаю еще раз.
— Ну, стало быть, начал Вадим к нам захаживать. Приезжал каждый раз, как Дед Мороз — цветы, продукты, вино. Сидели подолгу, разговаривали.
— О чем гутарили?
— Да обо всем на свете. У него же жизнь — сериалы можно снимать. Одни только жены чего стоили, что та, что другая. Показали ему небо в алмазах. Ведь есть же бабы! За деньги не то что мужа, отца родного не пожалеют.
— Да-а, все познается в сравнении, — философски заметила Тая.
— Ну, советские времена с их гэбэшным идиотизмом — это отдельная песня. А вот когда у нас рынок образовался, Вадим сразу сориентировался и нашел себе приключений по полной программе: таможня, милиция, бандиты и иже с ними. Когда про это в кино смотришь и в газетах читаешь, и то волосы дыбом. А уж очевидца послушаешь, прямо оторопь берет. Теперь-то он уже стреляный воробей — на мякине не проведешь. Застрахован от любых неожиданностей.
— Да брось ты, Лизка! В нашей стране никто ни от чего не застрахован!
— Тоже верно. Ну, стало быть, разговоры мы разговаривали, а никаких попыток слиться со мной в экстазе он не делал. Я уж испугалась, не повредил ли он в разборках свой детородный орган.
— Эк ты его витиевато! Нет бы по-нашему, по-простому.
— Это как же?
— Ну там, фаллос, пенис, член или, на худой конец…
— Вот только давай обойдемся без конца!
— Да нет, моя дорогая, без конца в этом деле никак не обойтись.
— Ну хватит уже, Таська, дурачиться!
— Ей просто скучно все это слушать по десятому разу.
— Ладно-ладно, молчу! Рассказывай.
— Сначала это был чисто спортивный интерес. Потом я начала злиться, что он не обращает на меня должного внимания. Потом расстроилась и вдруг поняла, что вся моя жизнь сосредоточена на нем! Что я жду его прихода и вздрагиваю от каждого звонка в дверь. Что при звуках его голоса по телефону мои ноги становятся ватными, голос садится, а сердце бьется, как у пойманной птицы. Что я сама попала в сети, которые расставила для него. Я, а не он!
— И Вадим тоже все понял?
— Трудно не понять, когда безумная тетка перед тобой бледнеет, краснеет и задыхается.
— Ну, Лизуня, ведь это же здорово!
— Наверное, но тогда мне так не казалось.
— А что Софья Андреевна?
— Как потом выяснилось, наслаждалась спектаклем. Она-то со стороны видела больше, чем я, и утверждает, что Вадим тоже сразу попался.
— Просто скрывал свои чувства?
— Мы оба скрывали. Он мне потом сказал, что я тогда казалась ему надменной и просто терпела его присутствие ради мамы. И меня это поразило. Я теперь часто думаю над этим.
— Над чем?
— Что мы строим свои отношения с людьми, основываясь на собственных предпосылках. Вот мне кажется, что он такой, значит, он такой и есть. И ведем мы себя, исходя из этих ложных представлений. А на деле-то, как правило, все бывает совсем иначе: и человек не такой, и помыслы у него совершенно иные.
— Да, — вздохнула Маруся, — я тоже часто об этом думаю. Но ведь это безвыходная ситуация.
— Почему же безвыходная? — удивилась Тая.
— Потому что в чужую душу не залезешь.
— А зачем же лезть в душу? Если тебе что-то не ясно, спроси! Это же проще пареной репы!
— Только в теории, — отмахнулась Лизавета. — А на практике мы сами все портим и себе, и другим. Но в любом случае в нашей квартирке нам с Вадимом светила только платоническая любовь.
— Да-а, здесь инициатива могла исходить только от него.
— Ну вот! А он меня никуда не звал. Боялся, что откажу и все на этом закончится. И неизвестно, сколько бы времени тянулась волынка, если бы Горев не заболел.
— Чем заболел-то?
— Радикулит разбил. Позвонил он маме и говорит: «Лежу как бревно, ни охнуть, ни вздохнуть. Родители в Турции отдыхают, домработница в отпуске — один как перст». Мама тут же сориентировалась, мол, неудобно, иди, Лиза, навести лежачего, может, помощь какая нужна, стакан воды. Ну, я кусочек пирога да горшочек масла в корзиночку и пошла, как Красная Шапочка.
— А где он живет?
— На Карамышевской набережной. Новый дом шикарный, забор, охрана, шлагбаум. Двор в экзотических растениях, все ухожено. А вид из окна! Пойма реки, церквушка на взгорке и далеко, на том берегу город в дымке. Будто и не Москва вовсе.
— Квартира большая?
— Аэродром! Но абсолютно пустая, необжитая какая-то. Чистота, конечно, идеальная, кухня оборудована, кабинет шикарный. Он там, по-моему, и живет. Но сразу видно, что нет женщины, хозяйки всех этих милых пустячков, уюта — казарма, одним словом.
А дверь мне открыла его бабушка и сразу меня узнала, представляете? «Ой, — говорит, — Лиза, как хорошо, что ты пришла! А то мне на собрание бежать надо, в совет ветеранов». И слиняла.
— Ей уж, наверное, лет восемьдесят?
— Восемьдесят два. Перманент, губки подкрашены, шляпка с перышком, сумочка — эдакая Леди Блю.
— Леди Бля.
— Таська!
— Давай, давай, повествуй!
— Захожу в кабинет. Вадим лежит со страдальческим лицом.
— Да-а, мужики, когда болеют, хуже землетрясения! — усмехнулась Тая. — Температура тридцать семь и пять, а он почти уже в коме. Тут как-то ночью у Игоря живот прихватило, так он так стенал на унитазе, я думала, соседи омоновцев вызовут, решат, что кого-то жизни лишают. Вышел весь белый, ноги дрожат, по лицу пот струится. Я перепугалась, не аппендицит ли. Нет, просто обкакался.
— А Вадим обрадовался. Говорит: «Помоги мне встать, а то бабушка слабенькая, у нее не получается». Я говорю: «Может, не надо?» А он: «Надо, и уже давно…» Ну, я и так и сяк, вижу, больно ему и никак не удается найти удобное положение. Наконец поднялся с грехом пополам, но не удержал равновесия, и как-то так получилось, что мы оба рухнули на диван, причем я внизу оказалась, а он сверху…
— Так он, наверное, нарочно…
— Да нет, упали не нарочно, а уж потом, когда я попыталась выбраться, он, конечно, воспользовался ситуацией. «Прости, — говорит, — Лизавета, не могу пошевелиться». «Что же, — спрашиваю, — мы так и будем лежать, пока ты не поправишься?» В общем, не знаю, как все и случилось, но… случилось.
— Ну, я же говорю, симулировал!
— А может, и нет, — вступилась Маруся. — Я читала, что во время секса вырабатывается какое-то вещество, которое полностью блокирует боль, снимает болевой синдром. Может, поэтому?
— Самое удивительное, — продолжила Лиза, — что я тут же забеременела, с первого раза. И меня сразу затошнило, с первых дней. Жуткий токсикоз начался. Мама даже сказала, что если и дальше так будет, придется принимать радикальные меры.
