Софи Джексон - Унция надежды

Она и не собиралась отказываться. Грейс видела, как Макс реагирует на нее, и это возбуждало ее и приятно щекотало нервы. Ей хотелось трогать Макса, смотреть, как он возбуждается все сильнее и сильнее, доходя до грани. Интересно, смогла бы она одними своими ласками заставить его кончить?.. Здесь направленность ее мыслей меняла знак, и на душе становилось тревожно.

– Грейс, привет!

Ей недавно привезли кожаный диван. Грейс поправляла его подушки, когда ее окликнули. Бак и еще один парень из бригады Винса, кряхтя, тащили тяжеленный ящик.

– Туалетный столик в спальню нести? – спросил Бак.

Бедняга из кожи лез от усердия. После того дурацкого вечера он без конца извинялся и без конца объяснял, что у него и в мыслях не было ее напугать. Охапками покупал ей цветы. Маргаритки. Грейс убеждала его, что давно уже не сердится и что он прощен. Столь искреннее раскаяние не могло не вызвать у нее такой же искренней симпатии к этому простодушному парню.

– Да… если вам не трудно. Спасибо, ребята.

Смущенно улыбаясь, Грейс смотрела, как ее добровольные помощники поволокли столик на второй этаж.

Обустройство дома завершилось. Оглядываясь по сторонам, Грейс торжествовала. Она осуществила задуманное! Теперь у нее есть собственный дом, никак не связанный с прошлым. Ее дом. Красивый, уютный. Дом, о котором она мечтала. Грейс радовалась, как маленькая. Она носилась босиком по гладким деревянным полам, восхищалась высокими потолками и широкими окнами. Ей не терпелось показать дом Каю. Пусть полюбуется, во что превратилась развалюха! Даже дверь, как Грейс и мечтала, выкрасили в голубой цвет. Не дом, а воплощение совершенства.

За два последних дня ей привезли почти всю мебель. Не хватало лишь кровати. Но пока Грейс вполне устраивал надувной матрас, который одолжила ей Руби. Когда в баре праздновали окончание работ, Винс сказал, что его парни перевезут остаток вещей и все установят так, как ей надо. Нашлись помощники и среди других посетителей бара. Даже Руби предложила использовать мускульную силу ее мужа. Руби помогла Грейс готовить сэндвичи и позаботилась о том, чтобы в доме был достаточный запас холодного лимонада. После работы на жаре мужчины по достоинству оценили то и другое. Грейс смотрела на этих удивительных, отзывчивых людей и думала, как же правильно она поступила, уехав из большого города. Там такой отзывчивости не встретишь.

Макс в праздновании не участвовал, поскольку ездил на очередную встречу «Анонимных наркоманов». Но на следующий день он наверстал упущенное, усердно двигая мебель и бытовую технику. Грейс постоянно ловила на себе его взгляды. Она улыбалась. Макс улыбался в ответ. Его улыбки были спокойными, дружескими, но и от них в животе Грейс порхали бабочки.

Каждого своего добровольного помощника Грейс наградила упаковкой баночного пива. Когда все они покинули ее дом, она, выждав немного, отправилась в пансионат, к Максу. Ее руки были заняты угощением, и в дверь его номера она стучалась локтем. Услышав его голос, Грейс как могла утихомирила бабочек в животе. Слушая его шаги, Грейс улыбалась, но, когда дверь распахнулась, застыла как вкопанная, сраженная увиденным.

Грейс мысленно пробормотала самое заковыристое ругательство, какое знала.

Если одетый Макс был чертовски привлекателен, то Макс полураздетый… Ей не хватало слов. Он стоял, голый по пояс, босой, в черных мешковатых спортивных штанах, низко сидевших на бедрах и густо заляпанных краской. Макс имел такой торс, что количество взмокших трусиков в радиусе десяти миль росло бы в геометрической прогрессии. Чтобы иметь такой мускулистый брюшной пресс, многие мужчины часами мучились и потели в спортивных залах. А эта соблазнительная полоска черных волос, тянущаяся по широкой груди сверху вниз. Боже, какие у него плечи!

И это великолепное тело украшала татуировка…

– Эй, девушка, неприлично так пялиться.

Грейс мгновенно перевела взгляд на его лицо. Этот самоуверенный тип небрежно привалился к дверному косяку и ухмылялся, поигрывая зажатой между пальцами кистью. Ему даже хватило наглости шевелить бровями!

– Я и не пялилась, – соврала Грейс.

Она тряхнула головой, разгоняя сладострастный туман, который вдруг окутал ее мозги.

– Зачем мне это надо? Я просто смотрела на… Кстати, я пиццу принесла. – Она помахала внушительной коробкой. – Пепперони, с большим количеством лука. И «Доктор Пеппер».

– В таком случае – милости прошу в мое скромное жилище, – засмеялся Макс, чуть приоткрывая дверь.

Грейс вместе с коробками пришлось нагнуться и пролезть у него под рукой, что немало повеселило Макса, а ее вогнало в краску.

Его номер был почти таким же, как ее. Исключение составляли несколько пар гантелей в углу и мольберт с большим холстом. Рядом на сервировочном столике лежали кисти и краски. Самого холста Грейс не увидела – Макс завесил его тряпкой. У дальней стены стояло несколько его работ в рамах, повернутые обратной стороной.

– Я все думала, куда это вы подевались. – Грейс вывалила принесенное на другой столик. – А у вас, оказывается, муки творчества.

– Что-то захотелось поводить кистью по холсту, – признался Макс, внимательно наблюдая за каждым ее движением. – Шедевра не создал. А вот проголодался зверски.

Макс отложил кисть и, даже не вымыв рук, выхватил из коробки приличный кусок пиццы.

Грейс изо всех сил старалась не глазеть, как он ест, хотя зрелище было завораживающим. Не столько движение челюстей, перемалывающих пиццу, сколько движение шеи и качание плеч. Она подошла к стене с картинами и коснулась одной рамы.

– А вы кому-нибудь показываете свое творчество? – с нарочитой небрежностью спросила она.

– Иногда. – Макс потянулся за вторым куском. – Если хотите, можете посмотреть. Мои художества не составляют государственной тайны.

Грейс наградила его благодарной улыбкой и начала переворачивать картины. Они были все разные, и объединяло их одно: талант автора. Макс был по-настоящему талантлив. Иногда выбранные им тона и оттенки несли напор и агрессию, а иногда становились на удивление спокойными, мягкими и нежными. Каждая картина была абстрактной композицией с четко выраженной асимметрией. Пятна ярко-зеленого цвета соседствовали с полосами светло-коричневого, молчаливого черного или пронзительного красного. И везде ощущался индивидуальный почерк Макса. Первые работы почти целиком состояли из острых углов и сердитых сочетаний красок. Потом гнев начал постепенно уходить. Острые углы тоже исчезали, сменяясь более плавными, округлыми линиями и плоскостями. Появилась даже нежность, особенно в оттенках.

– Макс, я получила большое удовольствие, – призналась Грейс, разгибая затекшую спину. – Меня восхищает ваша манера. – Она коснулась холста, который понравился ей больше остальных. Там изобиловали оттенки нежно-розового. – Вашим картинам место на выставке. Люди должны их видеть.