Джулия Кендал - Не забывай
Кейт открыла глаза. Дыхание перехватило при виде глаз Себастьяна, изучающих ее лицо.
– Себастьян, Себастьян, что случилось?
Он взял ее руку и поцеловал пальцы один за другим.
– Прости, что я вновь испугал тебя, но я должен рассказать про это, несмотря на обет молчания, который дал когда-то.
Она выжидательно посмотрела на него.
– Какой обет?
– Я поклялся не говорить ничего, пока ты не будешь готова услышать такое, и мне остается лишь надеяться, что ты созрела для разговора, потому что его нельзя откладывать. Я люблю тебя, Кейт, и когда вспоминаю, какие глупости я о тебе думал, мне хочется застрелиться.
Кейт показалось, что у нее сейчас разорвется сердце.
– Боже мой, Себастьян, прости меня, я была такой дурой. Я начинаю понимать, сколько страданий тебе причинила, от одной мысли об этом я готова убить себя. Я была слишком напугана и чересчур глупа, чтобы видеть вещи такими, какие они есть на самом деле.
– И что теперь, Кейт? – спросил он ласково.
– А ты не знаешь? К черту все, что ты думал обо мне все это время!
– И больше никаких сомнений друг в друге?
– Никаких! Я была так несчастна, – сказала она просто.
Он притянул ее к себе, словно сбросив груз с плеч, и тихо начал говорить то, что так долго таил в душе.
Когда все обговорили и обсудили, Кейт спросила:
– Себастьян! А как ты попал в британскую разведку? Это связано с тем, что происходило на Ямайке, правда?
– Да, я искал Эрхардера и нашел его. Помнишь мистера Шуманна, ты еще почувствовала к нему острую неприязнь?
– Да что ты, Себастьян, это был он? Неудивительно, что меня бросило в такую дрожь.
– Именно так все и было, и ты оказалась на редкость удачным прикрытием. Годы ушли на то, чтобы отыскать его.
– Первым делом скажи, как ты впутался в эту историю?
– Тони и я были завербованы в Кембридже. Не смотри такими глазами, случай вполне заурядный, – сказал он с легким смешком. – Я как раз подвел итог своим отношениям с Анной, распростился с иллюзиями в отношении жизни и был идеальным объектом для вербовки. Вербовка Тони была уже делом моих рук. Никогда не прощу себе этого'
Его глаза потемнели.
– Что случилось, Себастьян? – спросила Кейт кротко.
Он посмотрел поверх нее, затем на потолок. Прошлое живо пробежало перед его глазами. Он видел все так ярко, как в тот день, когда это случилось, чувствовал холодок мрачного зимнего дня, видел собор, откуда наблюдал за Тони, пересекающем улицу в направлении к своей смерти. Слышал визг пуль, видел, как Тони внезапно отпрянул назад и упал, и грудь его окрасилась кровью, как бежал к нему, не заботясь о собственной безопасности. Но было слишком поздно, слишком поздно для Тони, слишком поздно, чтобы сделать что-нибудь с человеком, который растворился в воздухе. Дрожь пробежала по телу, и Себастьян почувствовал тепло рук Кейт, – они гладили его лицо, возвращая его из этого непрекращающегося ада.
– Себастьян, прости, я не хотела напоминать об этом.
– Что ты, радость моя, все в порядке. Послушай, что я расскажу. Это страшно даже столько лет спустя, это все еще ранит, но я должен рассказать.
С лицом, окаменелым от страдания, он гладил ее волосы.
– Наш специальный отдел с самого начала был нацелен на поиск Группы. Мы и в самом деле здорово продвинулись вперед. И вот как-то поступил сигнал, что Эрхардер в Западном Берлине. Мы разработали конспиративное прикрытие и принялись за дело. О чем мы не знали – так это о том, что у нас в отделе завелся осведомитель – «крот». В лицо он нас не знал, но имел доступ к нашим «легендам» и был в курсе наших перемещений. Вся эта информация немедленно поступала к Эрхардеру. Тони и я шли в кафе, куда должен был прийти Эрхардер вместе с человеком по имени Антон Шваб, помнишь блондина с Ямайки? Его-то мы и заметили, переходя улицу, и Тони свернул, чтобы сфотографировать его Я должен был отвлечь внимание в случае какого-либо инцидента, но особых причин для беспокойства, казалось, не было. Мы не подозревали, что подстроена ловушка, и террористы готовы были среагировать на всякое подозрительное действие. Шваб изрешетил Тоии пулями, и они с Эрхардером удрали. Я ничем не мог помочь Тони, кроме того, чтобы дать ему возможность умереть в тишине, подальше от толпы любопытных.
– Прости, Себастьян, но почему они не тронули тебя?
– Как же, они пытались. Но поскольку я раскрылся позже, они в момент выстрела не знали меня в лицо и ничего не могли сделать. Я ушел из отдела, потеряв вкус к шпионажу. Я больше был не пригоден для использования, потому что был теперь «меченым», а «меченый» хорош, когда мертв и не может подставить под удар своих коллег. «Крота» в конце концов разоблачили, после его провала и инцидента в Берлине Группа ушла в подполье, и след ее затерялся.
– Но что ты делал на Ямайке, если ушел из отдела?
– Пришла информация о собрании, которое собирался проводить там Эрхардер, и не было никого, кто мог бы опознать его. Поэтому поехал я. Той ночью у Джо я окончательно убедился, что меня знают в лицо.
– Вот почему ты носишь с собой оружие?
– Да. К счастью, мне не пришлось воспользоваться им.
– Себастьян, тебя могли убить!
– Могли, но не убили. Я сделал дело и собирался домой. Дальше была Кейт, и вот мы здесь.
– Да, здесь. Прости, Себастьян. Это целиком моя вина.
– Ничего, ты мне здорово помогла бы, если бы рассказала правду раньше, когда я спрашивал, но ты же не могла вести себя по-другому. Господи, ты все делала наоборот. Я и вообразить не мог, что меня принимают за террориста, – сказал он с улыбкой.
– Прости и за это тоже. Но если тебе может это помочь, то я люблю тебя с того самого первого раза.
– Еще как может. Но мне нужно сказать еще кое-что, касающееся непосредственно тебя. Это то, о чем я всегда знал, и что сделает тебя более счастливой. Эрнст фон Фидлер не был нацистом. Он – тайный агент Британии.
12
Стефания припарковала «пежо» возле небольшого ресторанчика и зашла в помещение. Месье и мадам сердечно приветствовали ее, но сына видно не было, и ей коротко поясняли, что он повез свою сестру на праздник. Вздохнув по случаю такой незадачи, Стефания решила во что бы то ни стало скрасить вечер и попросила меню. Но удача все же улыбнулась ей: пятью минутами позже на пороге возник интересный темноволосый мужчина ее лет, преисполненный достоинства. В нем сразу можно было узнать американца. Его французский оставлял желать много лучшего, но он все же доблестно попытался объясниться с мадам:
– Извините, мадам. Э-э...parlez-vousAnglais... Нет? О, черт! – Он поднял руку ко рту, демонстрируя, что хочет выпить. – Vin! – сказал он с надеждой. Etнемного manger – и погладил себя по животу.
