Виктория Ли - Поймай меня, если сможешь
— Как тебе пришло в голову подобное, Абби, — пробормотал он. — Йошимото теперь всю вечность будет сожалеть, что не знал, с кем связался.
— Если б он принял мой отказ, ничего бы этого вообще не случилось. Глупый, тупой болван.
Глаза Тэннера не могли оторваться от ее вздымающейся от гнева груди, так что он лишь воображал, как пылают возмущением ее щеки. У него не осталось сил беспокоиться по поводу ее эмоционального состояния, когда можно наблюдать другие, более привлекательные стороны ее… натуры. Например, как отвердевшие соски чуть не протыкают тонкую ткань блузки… Его воображение тут же угодливо представило ему нежные упругие холмики грудей, скрытые под полупрозрачным бюстгальтером.
Он стал думать об этом невидимом клочке кружев и атласа, потом переключился на размышления о шелковых трусиках под шерстяной юбкой, доходящей до середины икр.
Еще он представил себе, как приятно провести рукой по ее телу, ощущая под пальцами гладкую ткань. Будет ли она реагировать на его прикосновения столь же бурно, как вчера, когда он раздел ее догола и потерся о нее одетым, касаясь нежной кожи мягкими от многочисленных стирок джинсами и тончайшей шерстью кашемирового пуловера?
Тэннер ощутил мощный прилив желания и бешеную пульсацию крови в паху, вспомнив ее дикую, самозабвенную пылкость, когда он прижал ее всем телом к стене и так, стоя, овладел ею. Тэннер подумал, что после дня, проведенного в полиции, Абби кинется в ванную, чтобы по обыкновению полежать в горячей воде, едва они войдут в номер. Он был готов подождать, пока она расслабится, пока горячая вода унесет из ее тела дневные испытания до того, как он ее коснется, чтобы пробудить иное напряжение, иной огонь.
Вместо этого она поцеловала его, едва он закрыл дверь, долгим чувственным поцелуем, от которого все его добрые намерения как ветром сдуло, и их закружило в вихре страсти.
Что-то изменилось в их отношениях, и Тэннер вдруг осознал, что страсть Абби стала менее отчаянной, менее одержимой, чем раньше. Взгляд его перешел на юбку, подол которой касался при ходьбе края ее мягких кожаных сапожек, и улыбнулся, припомнив, как она утром надевала этот наряд.
Они спешили, опаздывая из-за того, что ночью много раз занимались любовью, а внизу их ждал детектив, чтобы проводить в полицейский участок. Тэннеру казалось, что он в камере пыток или где-нибудь похуже: находиться в одной комнате с полураздетой Абби, смотреть, не имея возможности коснуться, зная, что пройдут часы, прежде чем он сможет что-то сделать с отвердевшей плотью под «молнией» своих джинсов.
Сначала она бегала между ванной и спальней в трусиках и лифчике, но если от этого ему было плохо, то еще хуже стало, когда Абби натянула чулки… После этого, ничего больше не надевая, она восемь минут и двадцать одну секунду причесывала волосы и наносила макияж.
Он решил, что пришло спасение, когда она наконец оделась. Затем настала пора сапог, весьма безобидных на вид — на низком каблуке, узких и высоких.
Но его чуть не парализовало, когда он наблюдал ее борьбу с плотно облегающим икру до колена голенищем. Просунув пальцы в петли вверху сапог, Абби тянула их вверх, юбка задралась, продемонстрировав полоску белой кожи выше чулок. Наконец она одернула юбку и подоткнула ее под себя, чтобы не мешала, и Тэннеру не пришлось удовлетвориться случайным проблеском тела. Теперь он видел ее бедра до края трусиков….
Ему хотелось опуститься на колени, здесь и сейчас. Он жаждал провести руками по мягкой коже сапог, по скользкому нейлону чулок, пока не почувствует под ладонями бархатистую плоть ее ляжек и шелковистый атлас трусиков.
Весь день он мечтал об этом. Абби что-то сказала, он лишь промычал в ответ нечто невнятное, не желая упускать картину, нарисованную в своем воображении.
— Тэннер, ты меня не слушаешь! — Она круто обернулась и замерла, глядя на него сверху вниз.
С видимым усилием он медленно поднял тяжелые веки и посмотрел ей в лицо.
— Как ты об этом догадалась, детка?
— Я только что сказала… — Абби оборвала себя на полуслове, поймав жаркий, полный желания взгляд Тэннера и осознав, что никакие ее слова сейчас до него не дойдут. Да и не имеют значения. Ничто не имеет такого значения, как это нечто, возникшее между ними и крепнущее с каждым мгновением.
С другой стороны, такую возможность жаль было упускать.
Широкая улыбка расползлась по ее лицу, когда она продолжила, якобы повторяя уже сказанное.
— Я только что сказала, что люблю тебя. Почему-то я ожидала в ответ чего-то большего, чем мычание.
Его брови удивленно поднялись.
— Пощади, Абби. Ты же, в конце концов, не первый раз это говоришь.
— Неужели? — Мысли ее заметались, перебирая воспоминания в поисках подтверждения его слов. Не припомнив ничего подобного, она насупилась. — Не помню, чтобы говорила такое раньше.
— Прошлой ночью, сразу после того, как мы занимались любовью.
— В который раз? — недоверчиво спросила Абби.
Тэннер помедлил с ответом, словно стараясь припомнить как можно точнее, затем улыбнулся.
— Не уверен, я сбился со счета. Помню лишь, что мы были в постели. Ты лежала на животе, уткнувшись лицом в подушку, а я пытался сдвинуть тебя с места, чтобы поправить сбившиеся простыни. — Он протянул руки и стал подтягивать ее поближе. Ноги ее раздвигались все шире с каждым шагом. — Я ясно помню, как ты сообщила, что любишь меня, потом сказала: «Спокойной ночи» и крепко заснула.
— Как ты мог меня расслышать, если я лежала лицом в подушку?
— У меня отличный слух. — Тэннер легонько сжимал в руках ее запястья, массируя большими пальцами гладкую кожу.
У нее перехватило дыхание от этой ласки, нежность которой никак не соответствовала жаркой страсти его взгляда.
— А что ты ответил на это?
Тэннер склонил голову и коснулся губами внутренней стороны запястья, затем бросил на нее лукавый взгляд из-под темных ресниц.
— Я ответил тем же.
— А именно? — Ей было необходимо услышать эти слова, сказанными громко и недвусмысленно, утвердиться в признании их взаимных обязательств друг перед другом. Обязательств, которые оба воспринимали очень серьезно.
К признанию, что они любят друг друга, она неосознанно шла все эти долгие годы.
— Спокойной ночи!
— Ах ты… — Абигейл хотела шлепнуть его, но Тэннер крепко держал ее запястья. Прежде чем она успела понять, что происходит, он рванул ее вниз так, что она села ему на колени верхом, и Тэннер уткнулся лицом в ее грудь, пряча свою улыбку.
— Тэннер Флинн, ты — паршивец, — запротестовала она, но тут же расхотела изображать оскорбленную невинность, потому что он задрал ей блузку и стал прямо сквозь тонкий лифчик втягивать в рот упругий сосок. Ее пальцы запутались в его волосах, она стиснула ладонями его голову, а он, закончив целовать и покусывать один сосок, перешел к другому.
