Ирина Степановская - Вслед за Ремарком
Нине Шарль поцеловал руку.
– Теперь я понимаю, почему все в восторге от русских женщин, – галантно произнес он.
Нина вложила в ответную улыбку максимум очарования, на которое только была способна. Обратно они ехали в полном молчании. Кирилл, как ей показалось, даже всхрапнул. Они же с Пульсатиллой не проронили ни слова. Только у самого ее дома, когда Таня уже взялась за ручку двери, Нина робко пробормотала:
– Я принесу завтра твоим девочкам вкусной еды. У нас столько всего осталось!
– Ладно, давай, – снисходительно ответила Пульсатилла и захлопнула за собой дверь. И Нина почувствовала себя предательницей, что бросает подругу, а сама едет в свое шикарное жилище.
Но когда она повязала передник поверх своего уже обычного домашнего одеяния и окидывала взглядом загроможденную кухню, чтобы решить, с чего начинать уборку, Кирилл вошел к ней и спросил:
– Ну, как ты думаешь, назначит он все-таки меня начальником или не назначит?
А она ответила:
– Не знаю.
И он рассердился и стал кричать, что хотя бы для его успокоения она могла бы ему сказать что-нибудь хорошее, и ушел, громко хлопнув дверью, а она пожалела, что не может сейчас оказаться в своей старой квартирке на пятом этаже.
А потом она еще вспомнила, как в рассказах и пьесах про старинную жизнь после ухода посторонних людей хозяйки пересчитывали серебряные ложки, а в романах Агаты Кристи многие служанки отнюдь не гнушались драгоценностями хозяек, да еще и баловались ядами. Эти воспоминания придали ей сил, она решительно взяла в руки веник, потом включила пылесос, и через полтора часа уборка во всех помещениях была закончена.
«Как хорошо, что все-таки этот визит уже позади и завтра я опять пойду на занятие по вождению!» – подумала Нина, принимая напоследок душ. С этой мыслью она отправилась спать. Кирилл уже давно храпел на своей половине постели.
Как раз в то самое воскресенье, когда Нина и Кирилл общались с их французским гостем, у Роберта состоялось свидание с Лизой. Он таки подловил ее в пятницу вечером, когда она выходила из метро, и добился согласия. В результате всю субботу он потратил на генеральную уборку квартиры. Он хотел бы встретиться с Лизой в воскресенье прямо с утра, но она спокойно сказала: «В пять часов», – и он, обрадованный уже самим положительным ответом, не решился настаивать на своем. Сначала они сходили в кино на какой-то боевик, а потом пили чай у Роберта дома.
– Скучно не будет? – принимая приглашение зайти к нему, погрозила Лиза очаровательным пальчиком.
Роберт не знал, что именно она подразумевает под словом «скучно», но на всякий случай решил положиться на ее инициативу, и за чаем со свежим печеньем и шоколадными конфетами они все больше молчали. Он хотел казаться гостеприимным, любезным и в результате разволновался, как мальчишка, накрывая на стол. Одна чашка даже выскользнула у него из рук, и, покраснев, он торопливо стал сметать веником осколки. Лиза с равнодушным видом оглядывалась по сторонам, обводя стены и потолок рассеянным взглядом блестящих выпуклых глаз.
– А это что такое? – наконец спросила она, брезгливо указывая пальчиком на нечто металлическое и в смазке, лежащее на газетах в углу комнаты.
– Двигатель. Снят с гоночного варианта «Жигулей», – с некоторой гордостью ответил Роберт.
– Какая гадость! – удивилась Лиза.
– В чем же гадость?! – в свою очередь, не понял Роберт. – Прекрасный двигатель. Поставлю его на свою машину, будет ездить, как «Мерседес».
Лиза скорчила мордочку, фыркнула:
– Лучше настоящий «Мерседес» купить!
Его покоробили ее слова, хотя в них в общем-то содержалась сермяжная правда: кто бы стал спорить – конечно, настоящий «Мерседес» купить было бы лучше, но он все-таки ответил ей;
– Ничего, и моя машина после переделки будет что надо!
Лиза опять фыркнула, и он даже немного разозлился.
– Уж ты-то, как учащаяся автошколы, должна знать, как выглядит двигатель! Не ходишь на теоретические занятия, вот и не знаешь!
– Да ладно, – махнула рукой Лиза. – Ведь у нас уже с экзаменами все на мази?
– На мази.
Он готов был с радостью простить ей и ее дурацкое и не к месту упоминание об экзаменах, и замечание про «Мерседес», так ему хотелось поцеловать ее хотя бы в щечку, но что-то в ней в этот день было холодное и скучное, несмотря на весь внешний блеск, и это его остановило.
«Неужели она согласилась прийти сюда только из-за экзамена? – с грустью подумал он. – Будь проклят этот экзамен! Такая девушка, и какой-то экзамен! Я и так помог бы ей его сдать! – Он исподволь смотрел на нее. Она откровенно скучала. – Зачем она тогда пошла ко мне?» – думал он. Ему вспомнилось, как по дороге из кино он пытался рассказать ей о своих друзьях – о Михалыче и Ленце, как все они познакомились на войне, но она слушала рассеянно, и он подумал тогда, что странно было бы ждать от молоденькой девочки внимания к его прошлой жизни. Да и разница в возрасте у них была все-таки почти пятнадцать лет.
«Она из другого поколения!» – сказал себе он. Он пытался перевести разговор на музыку, стал расспрашивать ее, что она любит слушать, но она опять отвечала односложно, как на экзамене; называла такие имена, которые либо были ему неизвестны, либо оставляли равнодушным, либо вызывали отчетливую неприязнь. В конце концов он замолчал. Он вспомнил о Ленце, о том, что собирался к нему съездить в понедельник. О чем думала Лиза, было ему непонятно.
Наконец она поставила на стол свою чашку, выразительно посмотрела на его старые настенные часы.
– Ну, отвези меня домой, мне пора! – сказала она.
Он молча подал ей ее пальто с пушистым воротником. Пока она красила губы в его крошечном коридоре у треснутого зеркала, он быстро надел свою летную куртку и, глядя на перья, ощутил разочарование и опустошение. А Лиза, даже не взглянув на него, быстро кинула в сумочку помаду и вышла. Он отвез ее домой и проводил до подъезда. За ней уже давно захлопнулась входная дверь, а он еще долго сидел в машине в ее дворе.
«Почему все получается так нескладно?» – думал он и курил сигарету за сигаретой. Потом погладил по шапочке свою маленькую эскимоску, которую Лиза в этот раз даже не заметила, не спросила, починил он ее или нет, и поехал прочь.
«На фиг я вчера весь день пластался с этой уборкой!» Идти опять в пустую кухню, убирать там со стола, мыть грязные чашки показалось ему немыслимым. Он откинул с дивана плед, посидел немного, будто в раздумье, потом медленно стянул джинсы, коричневый джемпер и завалился под одеяло. И хотя на всякий случай к визиту Лизы он еще утром переменил на постели белье, ему почему-то нисколько не было обидно, что вот и сейчас он проводит эту ночь в одиночестве, как уже много других ночей.
